Шрифт:
– На антресолях в прихожей.
– Да, точно. Пойду достану…
Потом они молча собирали ему чемодан. Маша аккуратно складывала рубашки и брюки, сосредоточившись на этом занятии. Будто от этого зависело что-то важное. Будто имело значение, останутся ли складки на рубашках и брюках, когда неведомая разлучница станет их разворачивать у себя дома и устраивать в свой шкаф…
Она даже вышла в прихожую, чтобы проводить Олега. Не плакала, только смотрела будто в пустоту. И не слышала, что он ей говорил. Ведь говорил же что-то! Наверное, то же самое, что и давеча… Что они не могут жить вместе после всего случившегося… Что любит другую, а ее больше не любит. И правда, лучше не слышать, не надо! Пусть уходит уже…
И потом, когда за Олегом закрылась дверь, тоже не плакала. Сидела, думала горестно, как же она скажет обо всем Павлику. И маме…
Когда в прихожей хлопнула дверь, направилась туда как сомнамбула, натянув на лицо вымученную улыбку. Мама, глянув на нее, только охнула и прикрыла в ужасе рот ладонью – разве маму обманешь!
– Павлуша, иди ко мне в комнату, включай телевизор… – проговорила мама чуть слышно. – Иди… Скоро ужинать будем, я тебя позову…
На кухне она грузно осела на стул, спросила слезно:
– Олег приходил, да? Я ж по лицу твоему вижу, что он приходил… Ну не молчи, не мучай меня, Маш!
– Да, мам, он приходил. Чтобы вещи забрать. Он ушел, мам.
– Все-таки ушел… Надо же, а я думала… Да как же так-то, Маш! Как же так-то, а? Почему ты его отпустила? Надо было на пороге упасть и не пускать…
– Мам, ну не надо, пожалуйста! Не говори сейчас ничего! Мне так тяжело, мам… Я просто жить не хочу…
– Ну ладно, ладно, рано еще отчаиваться! Я думаю, он еще сто раз одумается, Маш! Подожди, он скоро еще вернется, еще в ногах твоих будет валяться, вот увидишь! Ты только жди… Так и будет, вот увидишь! Ой, да куда он от нас денется, сама подумай? Устанет от вольной жизни и вернется! Быстро устанет, я думаю… Я даже уверена в этом, на сто процентов уверена!
Маша улыбнулась довольно слабо – на сарказм по отношению к маминым словам сил уже не хватило. Повернулась, вышла из кухни. Хотела было зайти в комнату, где сидел перед телевизором Павлик, да не решилась. Потом с ним поговорит, потом… Когда в себя немного придет.
Все-таки хорошее это выражение – прийти в себя. То есть предполагается, что ты сам себя на какое-то время покинул, а потом сам себя в себя же и загоняешь. Глупости какие, ей-богу. Потому что нельзя ничего сделать силой, нельзя себе приказать. Раненая душа приказов не принимает, плевала она на них. Рана болит и кровоточит, и душа истончается постепенно. Какое там… в себя прийти.
Но ведь жить все равно как-то надо. Пусть и с кровоточащей раной в душе. И в черно-белых жизненных красках. Надо жить ради Павлика. К тому же надо ведь как-то объяснить ему, что случилось. И завтра на работу пора выходить… Кончились каникулы. И прежняя жизнь тоже кончилась. Все, все кончилось…
Очень трудно привыкать к «законченной» жизни. Осознавать ее трудно. Потому что нельзя приказать себе – живи снова! И нельзя приказать – разлюби…
Конец ознакомительного фрагмента.