Шрифт:
Настойчивые пальцы мужа незаметно соскальзывают глубже. Да. Мы наделали дел. Ты наделал, увлекшись. И если у тебя теперь с этим какие-то проблемы – иди к черту! Я хочу этого малыша и… Додумать мысль не удается, потому что Вика срывается с ног и стремительно, как обезьянка, взбирается к нам на постель, падая мне в объятья.
– Прости меня!
– Ну что ты? Все хорошо.
Укачиваю. Целую в макушку. Я правда успела прикипеть сердцем к Викусе, но, боже, я бы очень хотела и своего ребенка. Хотела бы почувствовать, как он во мне растет, как толкается в ладонь Ставросу и икает, а мы смеемся. Мне кажется, я бы понравилась с животиком мужу. Собственнику, вроде него, было бы гордо, что я такая налитая и сочная его стараниями. Что его семя прорастает в моем теле, меняя его навсегда.
– Я тоже тебя люблю.
– Правда?
– Угу. Мне было так страшно, что ты меня разлюбишь! Или уйдешь…
– Ну, куда я уйду? Никогда не будет такого.
Осторожно поднимаюсь повыше и, пока Викуля пытается справиться с чувствами, уткнувшись мне в шею лицом, кошусь на ее отца. А тот с меня глаз не сводит. И как-то сами по себе наши гляделки превращается в долгий безмолвный диалог. Мне чудится в нем, будто Ставрос повторяет:
– Никогда такого не будет, да.
И его взгляд тяжелеет. Его взгляд обещает. И поглощает всю меня без остатка. А мне так классно принадлежать ему, что я ни капельки тому не сопротивляюсь. Недолюбленная девочка, что с меня взять? Мне отдавать не страшно, страшно, если я все придумала.
– Она, кажется, уснула, – шепчет Николоу, выбираясь из постели. Тянется за трусами. – Давай я ее отнесу.
Ставрос, подхватив Вику на руки, уходит. И я тоже подхватываюсь в одном желании – сбежать от предстоящего разговора. Но тут звонит лежащий на тумбочке телефон. Почти двенадцать. Звонки в такое время не сулят ничего хорошего, вот почему я медлю, не решаясь взглянуть на экран. Во рту вкус металла и соли.
– Доброй ночи, Юлий Борисович. Что-то с мамой? – выпаливаю на одном дыхании.
– Ночь не очень-то добрая, Нина. К сожалению. Вам лучше подъехать.
– А зачем? Ей стало хуже? Ну? Чего вы молчите?
– Ее больше нет. Мне очень жаль. Вам лучше проститься до того, как приедут из морга.
Я оседаю на кровать. Рука с телефоном безвольно опускается. Нет, конечно, я иногда задумывалась о том, что рано или поздно это неизбежно случится. Мне даже казалось, что я давно к этому готова. Мать болела не первый год, и все к тому шло. А на деле оказалось, что ни к чему подобному нельзя подготовиться. Все равно внезапно. Все равно под дых. До слез, до крика, что комом застревает в горле.
– Представляешь, она даже глаз не открыла! – ухмыляется Ставрос, возвращаясь.
– Хорошо, – бесцветным голосом говорю я.
– Нин, ты чего? Что-то случилось?
– Мне из реабилитационного центра звонили…
– Сейчас, что ли?
– Угу. Мама умерла. Я туда поеду, – будто отмираю, вскакиваю, начинаю суетиться. Совершенно бестолково и бессмысленно.
– Тш… Ну-ка перестань. Иди ко мне.
– Мне надо ехать! – протестую я, скидывая с плеч руки мужа.
– И мы поедем. Ты только в себя немного придешь, и поедем.
– Я в себе, – злюсь.
– А так и не скажешь. – Ставрос обнимает меня, несмотря на мой отчаянный протест. Обнимает, целует волосы. Растирает занемевшие плечи. И во мне что-то надламывается. Я всхлипываю. Глушу вой кулаком, но тот все равно прорывается наружу. Слезы из глаз катятся, и я с ужасом понимаю, что не могу их остановить. Будто вековые ледники тают. – Моя девочка, поплачь. Станет легче.
– Бред! Ну, какой же бред. Мы даже не были близки! – дурость, но мне почему-то ужасно стыдно за свои эмоции. Чувствую себя даже более уязвимой, чем когда стояла перед ним, еще таким далеким, в одних трусах.
– Она все равно твоя мать.
– У меня нет о ней ни одного светлого воспоминания!
– Знаешь, может, это ты и оплакиваешь?
Откидываюсь в руках мужа. Зло стираю слезы с глаз, из-за которых ни черта не вижу.
– Может быть. Господи, какой ужас. Я вообще ничего не соображаю! Что мне делать? – не справляясь, ищу поддержки у более сильного, хотя раньше всю жизнь полагалась исключительно на себя. Ставрос меня разбаловал!
– Иди в душ. Обо всем остальном я позабочусь.
ГЛАВА 18
Ставрос
Ощущение апокалиптичности происходящего усиливается. Все это так не вовремя, что словами не описать. Рву жилы, чтобы не допустить катастрофы, знаю, чувствую, как та близка, да и добрые люди, которые еще, к счастью, не перевелись, предупреждают, и все равно не могу отделаться от ощущения, что не поспеваю за ходом событий. А тут еще в семье то одно, то другое. Надо откуда-то взять силы поддержать любимую женщину. И рядом быть. И руку не выпускать. Тогда как, не скрою, я все чаще задумываюсь о разводе, как о единственной возможности уберечь мою девочку.