Этот день открыл для меня иной виток жизни и подарил ей новый смысл. От Лаира я узнала, что родилась Одаренной. Так маги называли смертных людей, рожденных с даром к владению магией. Это объясняло то, что я видела – черный дым, идущий к небу, черные следы от некоторых немецких самолетов в небе. А когда я рассказала ему о странном гудении, которое слышала всегда перед обстрелами города, то даже он, маг, казалось бы, видевший все на свете и даже чуточку больше, несказанно удивился. Позже эта моя способность, которой не оказалось более ни у кого, не раз выручала наш необычный партизанский отряд, куда меня и позвал Лаир. Он искал Одаренных по всему Советскому Союзу, а меня нашел, увидев издалека яркое сияние моей ауры. По его словам это огромная редкость, особенно ее радужный цвет.

Отряд наш собрался небольшой, численностью в тридцать человек, трое из которых, включая меня, были Одаренными, а все остальные – жители планеты, находившейся в параллельном мире. Ее названия они при нас не упоминали, объясняя это законами того мира. Однако, те же законы гласили, что Одаренные могут попасть на ту планету, предварительно подписав договор о неразглашении тайны существования других миров. Простым смертным вход на магические миры был закрыт, и я решила, что после окончания войны непременно хочу увидеть мир той невероятной планеты, о которой с таким увлечением рассказывали ребята-маги из отряда.

В тот день Лаир дал мне выбор – остаться в любимом мной, родном Ленинграде или сиюминутно покинуть город ради борьбы с безжалостным врагом.

– Я готова сражаться, да хоть сейчас, но посмотрите на меня! – говорила я своему будущему командиру. – При моем росте в метр семьдесят пять я вешу, наверное, чуть больше сорока двух килограмм. Я двигаюсь, как улитка, особенно после работы. Я бегать не могу даже. Сил еле хватает на обычную ходьбу. А тут… Партизанить.

– Не переживай, у тебя будет месяц на восстановление. Не без магии, естественно, - поспешил успокоить меня Лаир.

– И что, ваша магия прям вернет меня в прежнее состояние? – усомнилась я. – Она вообще все может вылечить?

– Относительно, - ответил Лаир. – Запущенные необратимые процессы никакая магия не в силах повернуть вспять. Например, ожоги крайней степени, если помощь сразу не была оказана. Или помутившийся рассудок.

– С моим рассудком, все в порядке. А вот голова поседела, - произнесла я с досадой.

Лаир с жалостью посмотрел на меня.

– Не переживай так. Белые волосы тебя ничуть не портят. А как восстановишься, так вообще расцветешь. Ну что, ты идешь со мной на священную борьбу за свободу двух миров?

– Да! – ответила я без тени сомнений. – Только жаль, что придется исчезнуть вот так внезапно для всех. Здесь остаются люди, которые все-таки будут за меня переживать.

– Понимаю, - кивнул Лаир. – Но к сожалению, тебе придется просто исчезнуть для всех. Дорога к победе никогда не бывает легкой. На пути к ней всегда стоят твои личные жертвы и складываются они в жертвы миллионов. Это неизбежно, понимаешь? Это трагичный путь, великий в своей неизбежности. А нам нужна только победа, запомни это, маленькая ленинградка. Мы не можем проиграть. Наш враг еще страшней, чем ты думаешь. Хотя… Ты итак теперь знаешь больше, чем любой смертный.

Я взяла с собой из дома лишь самые необходимые вещи.

– А у вас есть дети? – спросила я у него, пока собиралась.

– Да, - кивнул он, и его взгляд мигом потеплел и смягчился. – Сын и дочь. Озорник Джеран и милая мечтательница Элинн.

– Необычные для моего слуха имена, - заметила я.
– А где они сейчас?

– Элинн где-то под Сталинградом в медсанбате. Она медсестра. А Джеран проник в тыл врага под видом обыкновенного рабочего и добывает там важные для нас сведения.

– А жена? – вновь проявила я любопытство.

– Погибла еще в самом начале войны. Она пришла порталом в Севастополь в гости к своей родственнице и осталась у нее ночевать. И когда на рассвете немцы совершили авианалет на город, снаряд попал прямо в тот дом, где они спали.

– Извините, что я заставила вас вспомнить о своем горе.

– Не стоит извиняться, я уже научился жить со своей болью, - ответил Лаир, внимательно на меня глядя. – Но знаешь, что я вижу в тебе еще, кроме твоей необычной ауры?

– И что же? – мне стало интересно, что он ответит.

– Я вижу в тебе такой же неистовый огонь и жажду мести, какие горят и во мне. Только послушай моего совета – ни за что не позволяй боли и ярости поглотить твою душу без остатка. Кроме мести, в твоей жизни должен быть еще смысл. Чем ты будешь жить и дышать, когда все закончится и настанет мир. Когда идешь сквозь тьму на далекий свет, не теряй его, иначе рискуешь остаться во мраке.

– Постараюсь, - ответила я.

Среди того минимума вещей, которые я забрала, была и уменьшенная копия той нашей семейной фотографии, что осталась висеть на стене в опустевшей квартире молчаливым напоминанием, что здесь когда-то жило счастье, и кипела жизнь. Напоследок я обернулась, окинув взглядом свой отчий дом, свое родное гнездо, и где-то в глубине души, противореча надежде, шевельнулось чувство, что я никогда уже не вернусь. Глаза вмиг защипало, и две одинокие слезы скатились по щекам. Лаир понимающе погладил меня по плечу. Трагическая история моей семьи была ему уже известна. Пока мы шли к моему дому, я поведала ему, как осталась одна.