Шрифт:
— А как же ты с ней познакомился?
— У дружка своего встретил.
— А говоришь — нет друзей.
— Я сказал, друзей нет. Дружки-то водятся. А что такое дружок — близкий знакомый, и больше ничего.
— Ну и что же?
— Ну и ничего, все очень просто. Пили коньяк. Вижу — моему дружку со своей девочкой остаться охота. Я подхватил ее подружку и поволок домой. Вот, собственно, и все.
Я чувствую, как в моем сознании постепенно что-то вырисовывается. Словно я нажал кнопку с обозначением нужного города на справочном автомате железнодорожного вокзала. Вижу, с какой скоростью вращаются перед моими глазами пластинки с надписями. Вот-вот они остановятся на интересующем меня месте…
Было уже за полночь. У развилки на Кикети меня остановил какой-то юнец в очках. Я механически затормозил машину. На юнца я даже не взглянул — просто ждал, когда он сядет в машину. Он распахнул переднюю дверцу и, просунув в кабину ногу, свистнул. Из мрака выступили трое парней. Они, казалось, были постарше, да и пошире в плечах.
— В Коджори не подбросишь? — грубым голосом спросил один из них.
Я заметил, что все они навеселе.
Не ожидая ответа, он ввалился в машину.
Пока дверца была открыта и в машине горел свет, я успел разглядеть в зеркальце обладателя грубого голоса. На мгновение сверкнули злые глаза. Хлопнула дверца, и свет в салоне погас. Само собой разумеется, в Тбилиси я собирался ехать кратчайшим путем через Цхнети. Но что делать, я свернул на Коджори.
В машине воцарилась тишина.
Задумавшись, я сначала не обратил на это никакого внимания. Но потом, когда опомнился, тишина эта мне показалась зловещей. Нажав на кнопку, я включил свет.
— Что такое, ребята? Вы, случаем, не заснули? — обернулся я. Вот когда я впервые увидел эти голубые глаза. Он сидел посередке. А за моей спиной возвышался худощавый долговязый парень лет семнадцати-восемнадцати. На прыщавом его лице пробивался редкий пушок. Глаза его были злы, как и у обладателя грубого голоса, усевшегося в машину последним.
— А ну погаси! Прямо в глаза светит! — резко сказал он.
Я сдержался, чтобы не ответить грубостью. И выключил свет. Машина стремительно приближалась к темному повороту.
Потом я долго не мог простить себе безотчетного страха. Эта натянутая, наполненная ожиданием тишина встревожила меня. Сердце сжалось. Я сидел как на иголках, физически ощущая, что вот-вот шеи коснется холодок лезвия.
Неожиданно сзади послышался шум машины. Я сбавил скорость. Еще через мгновение фары осветили мою машину. Это была «Волга». Она быстро нагоняла нас. Я сократил расстояние до пятнадцати метров. Скорость я регулировал так, чтобы «Волга» не смогла нас обогнать. Всю дорогу до Коджори ее фары неотступно следовали за нами.
В Коджори я остановил машину возле магазина. Прямо напротив магазина на длинной скамейке под деревом сидели ребята и пели.
— Счастливо вам, ребята.
Они вывалились из машины все сразу, не сказав ни слова. Лишь голубоглазый заглянул в кабину.
— Большое спасибо. Извините, что заставили вас сделать крюк.
Это был голос Гоги. Голос, который спустя четыре года всплыл в моей памяти.
«Это невозможно! — Гоги побледнел. — Неужели это были вы? Невозможно!»
«Ты что же, опять пошел выкать?» — улыбаюсь я, хотя побледневшее лицо Гоги встревожило меня.
«Невозможно! — повторил он и потянулся за сигаретой. — Так это были вы? Невероятно!»
«В этом нет ничего ни невозможного, ни невероятного. — Я стараюсь сохранить спокойствие. — В моей машине сидели сотни людей. Чего же удивляться, если и ты в ней оказался разок».
Гоги испытующе смотрит на меня, словно стремясь что-то вычитать в моих глазах. Я невозмутимо протягиваю ему горящую спичку, потом прикуриваю сам. Если что-нибудь делать, совладать с собой проще. Я закурил и беззаботно откинулся на спинку скамейки.
Издали со мной кто-то здоровается и направляется прямо к нам. Никак не могу вспомнить, кто бы это мог быть, но я улыбаюсь и встаю ему навстречу.
— Здравствуй, Нодар, дорогой мой! Где пропадаешь, как живешь?
— Ничего. Все в порядке!
Никак не могу его вспомнить. На вопросы я отвечаю односложно, не вдумываясь ни в то, что он спрашивает, ни в то, что я отвечаю. Я украдкой смотрю на Гоги. Бледность уже схлынула с его лица, но глаза невидяще уставились в одну точку. Чувствую, его что-то тревожит и он всячески старается подавить волнение.