— Теперь ему понадобится много денег. В семье-то, наверное, никаких накоплений нет?

— Эх, да что у него может быть? Он один кормил всю ораву!

— В цехе соберем что-нибудь.

— Завтра сделаем. Сегодня не до того было.

— Кто сколько может, пусть столько и внесет. Упрашивать не надо. А моя доля вот!

Леван достал толстый конверт и отдал Арчилу. Мастер, не открывая конверта, понял, что денег много.

В коридоре показался главный врач. Леван оставил Арчила и пошел ему навстречу.

— Очень вас прошу, ничего от меня не скрывайте. Как дела? — спросил Леван тихо, чтобы не услышала жена Лексо.

— Пока трудно что-нибудь сказать. Может быть, удастся избежать ампутации.

— Доктор, если нужна какая-нибудь помощь, я сделаю все, только скажите… Может быть, из Тбилиси нужно пригласить кого-нибудь?

Главный врач улыбнулся, похлопал Левана по плечу.

— Не беспокойтесь, обойдемся своими силами, — и вошел в палату.

Леван остался в коридоре. К жене Лексо он подойти не решился и сказал Арчилу:

— Я уйду, если что понадобится, сообщите сейчас же. И вообще, позвони вечером обязательно.

Арчил кивнул.

Хидашели повернулся и встретился глазами с испуганным мальчиком, старшим сынишкой Арчемашвили. Хотел что-то сказать, но никак не мог вспомнить его имя. Растерянно глядя на мальчика, он постоял немного, а потом быстро направился в комнату дежурного врача.

— Можно мне позвонить?

— Звоните.

Хидашели набрал номер Важа Двалишвили.

Леван молча сел за стол. Ребята тоже молчали. Только Важа попросил жену, чтобы она принесла Левану большой стакан.

— Покрепче ничего нет? — спросил Леван хозяина, поглядев на вино.

— Сейчас будет. Медико! — окликнул жену Важа.

— Ради бога, не надо, и так хорошо! — Леван взял стакан, медленно выпил и сразу же налил второй и снова выпил до дна. Потом съел немного мяса.

— Как он? — спросил наконец Важа.

— Наверное, не ампутируют. Даже не наверное, а точно знаю, что не отрежут. Но работать не сможет. Останется калекой. Дай еще выпить.

Важа схватил бутылку, наполнил стаканы и начал:

— За этого несчастного человека…

— Прошу тебя, прекрати, пожалуйста, не могу… — прервал его Леван.

— Да какой я вам тамада! Пейте за что хотите! — Важа разбавил вино нарзаном.

Резо Кавтарадзе курил папиросу за папиросой. Видя печальное лицо Хидашели, он подумал: «Кажется, лишнее я сказал».

— Теперь не время тостов. Но выпить надо, — предложил он и поднял стакан.

Бутылки опустели. Важа принес из кухни новые. Леван пил жадно и скоро охмелел. Он очень устал за этот день, и нервы, видно, сдали.

— Мне мальчишку жалко. Он так прильнул к матери и такими глазами смотрел, — произнес он.

Резо тоже был пьян, и ему почему-то показалось, что голос Левана Хидашели звучит фальшиво. Он вдруг обозлился, посмотрел в глаза другу и процедил:

— Жалко, что ты раньше не заметил этого мальчика. Тогда, может быть, не переполовинил бы кусок его хлеба.

Леван так ударил кулаком, что черная сковородка с остатками мяса подпрыгнула на столе.

— Считай, что ты ударил меня! — прохрипел Резо и хотел было вскочить.

Но Важа поднялся первым и толкнул друга на место.

— Тсс! А ну, успокойтесь. Медико! — крикнул он. — Ты, кажется, собиралась в кино!

Медико поняла, что их нужно оставить одних. Моментально переоделась и ушла. Важа закрыл двери изнутри, снова сел за стол и сказал Резо:

— Ты сейчас пьян, сам не понимаешь, что болтаешь.

— Ты сам пьян.

— Я не знаю, кто из вас пьян, а кто трезв, но чтобы этого я больше не слышал! — не поднимая головы, твердо сказал Хидашели.

В его голосе сквозила угроза.

— Пусть испугается тот, кто тебя боится. А я все, что думаю, скажу тебе в лицо. В другое время, Леван, ты бы этого не сделал. Не погубил бы человека. Но сейчас ты испугался. Да, испугался, что тебе не дадут Героя!..

Леван побледнел, вскочил со стула и ухватил Резо за рубашку так, что пуговицы отлетели и запрыгали по полу.

— Ты сейчас в стельку пьян. Эти слова ты мне повторишь завтра, слышишь?! Завтра, когда ты будешь трезвый. И тогда я знаю, как быть! — Леван отпустил его.

— В любое время повторю! — Резо уходил из комнаты, пошатываясь. — Когда хочешь, тогда и повторю, слышишь? — кричал он, вцепившись в дверь.