Леван заставил всех допить шампанское до конца, а потом открыл еще бутылку. Через некоторое время у Миранды лихорадочно засверкали глаза. Лела хохотала без причины, узкая юбка Маринэ вызывающе вздернулась. Смелый вырез глубоко открывал ее грудь, в ложбинке блестел маленький золотой крестик.

— Мне кажется, недурно было бы распить еще одну бутылку, а?

— Леван, прошу тебя, больше не надо! — взмолилась Маринэ.

— Тогда поехали за город!

— Прокатимся! — согласились все.

Леван встал.

— Я жду вас в машине.

Леван вышел на улицу и с наслаждением подставил лоб свежему, прохладному ветерку. Сегодняшней катастрофы как не бывало. Он сел в машину, включил мотор. Вскоре показались девушки. Маринэ села рядом с ним. Миранда и Лела — на заднее сиденье. Они проехали проспект Важа Пшавелы и свернули на перегон Ваке — Сабуртало.

— Леван, дай послушать что-нибудь! — попросила Лела.

Он включил приемник и правой рукой обнял Маринэ.

— По-моему, мы здесь совершенно лишние, — прошептала Миранда. Лела кивнула и громко попросила:

— Высади меня у моего дома, Леван, что-то голова разболелась.

— Я тоже выйду вместе с тобой, — сказала Миранда.

Леван и Маринэ поняли, что девушки нарочно оставляют их вдвоем, но смолчали.

— Утром позвоните! — только крикнула девушкам вдогонку Маринэ.

— Куда ехать? — спросил у нее Леван и развернул машину.

— Куда ехать? — задумалась Маринэ. — Давай поднимемся к Цхнети к Гюли Ткешелашвили.

— Давай! — согласился Леван.

Скоро они выехали за город. По радио передавали какую-то приятную мелодию. Леван правой рукой по-прежнему обнимал девушку, снимая руку только на поворотах, чтобы перевести скорость. Маринэ тихо подпевала мелодии, глаза ее лукаво блестели.

Когда они поднялись в Цхнети, Маринэ выпрямилась, поправила волосы.

— А где дом Гюли? — спросил Леван.

— Да ну ее, Гюли. Мне теперь не до их церемоний.

— Куда ж тогда ехать?

— Куда хочешь…

Леван посмотрел на девушку: глаза полузакрыты, губы таинственно улыбаются. «Какой я идиот», — подумал он и, выжимая скорость, устремился в Бетанию. Маринэ молчала. Она догадалась, что они свернули с дороги, но не проронила ни слова. Она все обдумала.

Леван завел машину в дубняк, остановил ее и выключил фары.

Лес освещала бледная луна. Дубовые листья отливали серебром. Глубокую тишину иногда нарушал собачий лай, доносившийся из Бетании.

Леван повернулся к Маринэ. В темноте сверкнули ее глаза. Он медленно нагнулся, обнял девушку и поцеловал в губы. Рука его скользнула по шелку…

Утром Левана разбудил резкий звонок. Он стукнул по будильнику, но звонок повторился. Значит, кто-то стоял за дверью. Леван сунул голые ноги в кеды.

— Кто там? — сонно спросил он и открыл дверь.

Перед ним стоял Платон Миндадзе.

Не дожидаясь приглашения, он вошел в комнату. У Левана в голове молнией промелькнул вчерашний вечер. Он понял, что попался. История с Арчемашвили выглядела мелкой неприятностью по сравнению с тем, что мог учинить Миндадзе.

Даже не извинившись, Леван схватил одежду и заскочил в ванную. Открыл воду, но мыться не торопился — выигрывал время. Мысли теснились в его голове. Он попал в западню, выхода не было. Он машинально подставил под струю сначала одну руку, потом другую. Нехотя умылся. Миндадзе приперли его к стенке, но все-таки он должен выйти из положения достойно.

Леван посмотрел в зеркало. Почувствовал презрение к самому себе — на него глядел побежденный, одураченный мальчишка. Обозлившись, он плюнул на свое отражение в зеркале, плюнул на Левана Хидашели, которому оставалось только одно — жениться на Маринэ. «Если я когда-нибудь сумею выбраться из этого тупика, я покажу всем! Снова расправлю крылья!..» Он не мог поступиться своими планами. Дело требовало жертв. Ради намеченной цели он вынужден был поступиться самолюбием, любовью, Натией…

Леван отвернулся от зеркала, быстро оделся и вошел в комнату.

Платон сидел на стуле, разглядывая портрет Натии. Лютая злоба закипела в груди Левана. Внезапно ему захотелось стукнуть Миндадзе стулом по голове, но он сдержался.

Лицо его сразу посерело и осунулось. Леван неторопливо достал сигарету и неторопливо закурил, как бы говоря Платону: да, вы меня поймали, но я все-таки Леван Хидашели!

— Что побеспокоило вас так рано, на рассвете, уважаемый Платон? — насмешливо спросил Леван.

— Ты знаешь, я не люблю болтать зря, — холодно начал Платон, — знаешь и то, чем вызван мой приход. Я хочу узнать твое решение. А потом уже буду действовать, не теряя ни минуты…