Я пожал руку Дэшу. — Как дела?

— Хорошо. Лучше, если бы Брайс перестала просить меня сфотографироваться с Сантой.

— О, перестань. — Она закатила глаза. — Один из парней с редакции, Арт, и есть Санта. Я обещала зайти, и я не собираюсь стоять в этой очереди и не сфотографироваться.

— Или ты можешь просто увидеть его завтра в редакции, — сказал Дэш. — И вообще пропустить очередь.

Брайс проигнорировала его. — Ребята, вы тоже хотите сфотографироваться? Все вырученные деньги пойдут на благотворительность.

Женевьева зажала мою руку между своими. — Можно?

— Я не против.

Перебирая сегодня вещи Амины, я был озадачен количеством фотографий, которые она сделала. Коробки были переполнены фотографиями за фотографией, большинство из них были скреплены резинкой в плотные стопки. Возможно, это было материнское желание — иметь фотографии своего ребенка.

За все время, что она жила здесь, я не мог вспомнить, чтобы Женевьева сделала хоть одну фотографию.

Она не выкладывала селфи в социальные сети. Она не фотографировала ничего в городе. Я был бы не против иметь нашу совместную фотографию, чтобы было что вспомнить о ней через много лет, когда ее не станет.

С кем бы она в итоге осталась? Женевьева заслуживала хорошего человека, но я едва мог смириться с мыслью, что она будет в объятиях другого мужчины.

Я отбросил зависть и крепче сжал ее руку, пока мы пробирались сквозь толпу, следуя за Брайс и Дэшем, которые вели нас за собой.

Дэш, казалось, знал всех сегодня. Он махал рукой или вздергивал подбородок тем, мимо кого мы проходили. Он кивал и представлял Брайс людям, которые останавливались, но для своей сестры он не пожалел ни одного взгляда.

Я прикусил язык, когда мы продолжали двигаться к линии Санты, зная, что если я что-то скажу, это испортит вечер нашим женам.

Единственный раз Дэш остановился, чтобы поговорить по-настоящему, когда пожилой мужчина с выпирающим животом притянул его к себе для короткого, хлопающего по спине объятия.

— Ты уже что-нибудь слышал? — спросил мужчина.

Дэш покачал головой. — Нет. Ничего.

— Черт побери. — Мужик пнул снег тяжелым черным ботинком. — Позвони мне, если тебе что-нибудь понадобится.

— Обязательно, Луи. Ценю это. — Дэш еще раз хлопнул его по спине, а затем кивнул, чтобы мы продолжали идти.

Когда мы отошли на несколько шагов, Брайс посмотрела нам вслед. — Это тот самый Большой Луи, который раньше был в клубе?

— Да. Раньше он был цыганом.

Я наклонился, чтобы шепнуть Женевьеве на ухо. — Ты искала его?

— Да, — прошептала она в ответ.

— Мне придется просмотреть твою тетрадь и наверстать упущенное.

— Мне тоже, — сказала Брайс, присоединяясь к нашему разговору.

Она хихикнула. — Во что бы то ни стало.

— Луи купил боулинг в городе некоторое время назад, — сказал нам Дэш. — Он не часто приходит в гараж, но поддерживает связь с папой.

Мы заняли место в хвосте очереди Санты. Дети пробирались сквозь ноги своих родителей, бегая и играя. Запах костра наполнял воздух, где они установили станцию для жарки зефира.

— Хотите горячего шоколада? — спросил я Женевьев и Брайс, получив два кивка. Дэш остался с ними, а я пошел взять четыре чашки из киоска на другой стороне улицы. Я протягивал Женевьев ее чашку, когда по моему позвоночнику пробежала колючка.

Мои плечи напряглись, и я повернулся, чтобы посмотреть назад. За три года, проведенных в тюрьме, я узнал, каково это — когда за тобой наблюдают. Кто-то смотрел на меня, но кто?

Я осмотрел толпу. Ничего не казалось странным. Люди веселились, смеялись и разговаривали. Улица была заполнена людьми, и, казалось, никому не было дела до меня.

Я придвинулся ближе к Женевьеве, пока она болтала с Брайс.

Волосы все еще вставали на моих руках, мое нутро кричало, и когда я посмотрел на Дэша, его глаза сканировали толпу. Он тоже это почувствовал.

Дэш обнял Брайс, прижимая ее к себе.

Я сделала то же самое с Женевьев, прижав ее к себе.

— Ты в порядке? — Она обхватила меня рукой, приподняв подбородок.

— Да. Просто странное чувство. Сейчас оно пройдет.

— Дэш. — Голос Эмметта пронесся сквозь толпу, когда он шел в нашу сторону, Лео всего в нескольких шагах позади.

Выражения их лиц были ледяными, и не из-за погоды.

— Что? — спросил Дэш.

Женевьев напряглась, когда они подошли ближе, чтобы говорить так, чтобы никто вокруг нас не услышал.