Шрифт:
Люди одеты вполне себе хорошо. Мужчины в брюках и пестрых футболках, а узоры на галстуках самых невероятных конфигураций. Брюки-клёш и приталенные рубашки, реже встречались джинсы и батники. А женщины и девушки... Вернее, ах женщины и девушки!
Лёгкие платья, полностью повторяющие изгибы их статных тел. Яркая расцветка в горошек, линию, сплошным цветом. Чудесные причёски и яркий маникюр. Плюс на каблучках или в босоножках. И каждая лучезарно улыбается. Даже женщины постарше выглядят достойно и, вполне себе, желанно. Эх, где мои 17 лет?!
В громкоговорителях играет музыка.
«Опустел перрон, надо уходить. Мне теперь цветов некому дарить», — начала играть песня какого-то ВИА. И зачем такая большая аббревиатура? Группой бы называли свои бойз-бэнды и всё.
В голову пришла мысль — Серый, ты ведь с дамой. Не забывай, кому мороженное, а кому цветы! Где их только взять?
«Где же моя, черноглазая где? В Вологде-где-где-где, в Вологде где!», — запел свой припев другой ансамбль.
Ни тебе палаток, ни рекламных щитов и экранов. Только ларьки с мороженным и квасом из бочки. Плохо без 2ГИС и Яндекса!
Вот автоматы со сладкой и газированной водой. Помню, дядя рассказывал, что с сиропом вода стоила 3 копейки, а без — 1 копейку. Пока моя спутница будет пить, надо найти цветы.
Я порылся в карманах. Нашел смятую купюру бежевого цвета с гербом СССР и несколько медных монет.
— Ань, будешь что-нибудь? — спросил я. Девушка немного застеснялась опять и молча, указала на автоматы с газировкой.
С деньгами разобрался и закинул по три копейки в два больших автомата красного цвета. Вкус газировки просто невероятный!
Как раз, за автоматами была клумба с чудесными полевыми цветами. Тут главное скорость и быстрота реакции — сорвать и убегать. Камер нет, полиции тоже. Тьфу, здесь же милиция!
— Родин, — зашипела на меня Аня, когда протянул ей разноцветный букетик. — Тебя могли увидеть.
— Могу посадить обратно, — предложил я.
— Нет, — замахала она руками. — Спасибо!
Мда, совершенно своей личной жизнью не занимался мой предшественник. Сразу видно, что это первый подобный комплимент для Ани со стороны Сергея.
Монументальное сооружение города — кинотеатр «Октябрь» с плакатом «Слава советскому кино» и огромной мозаикой красного флага с серпом и молотом на фасаде. Чего только в этом здании не происходило после развала Союза, вот только «кино» не было.
Сейчас афиши предлагают к просмотру «Зиту и Гиту» и «Зорро». Это из импортного. А вот и отечественный хит сезона — «Табор уходит в небо».
Кино СССР мне нравится. В нем все по родному как-то, душевно. А про масштаб картин Бондарчука — старшего и Озерова я вообще молчу.
Наконец-то, мы достигли ворот представительства ДОСААФ во Владимирске. Большое четырехэтажное здание с несколькими пристройками, выкрашенное в бело-зеленой гамме.
На заднем дворе слышен звук двигателей грузовиков, проезжающих по автодрому. На футбольном поле гудят авиамодели, запускаемые молодыми ребятами, а самая многочисленная группа изучает конструкцию самолёта Л-29. Образец уже явно нелётный, но для обучения самое-то.
Аня сказала, что подождет на лавочке у входа, пока мы не поговорим с Куриным.
В здании ДОСААФа на меня смотрели настороженно, будто перед ними призрак какой-то. Кто-то из школьников стороной обходил, но преподаватели спрашивали о состоянии здоровья. Интересно, из вежливости или действительно переживают.
Я нашел своего инструктора, Георгия Сергеевича Курина. Память предыдущего Родина подсказала его внешность. Невысокого роста, редкие тёмные волосы и несколько вставленных железных зубов.
Мне вспомнилось, что сюда меня привёл дедушка Вова. С Куриным они знакомы давно, но при каких обстоятельствах не рассказывал. Вроде, на фронте познакомились.
Разговор получился непростым. Вернее, он стал непростым после длинного монолога Георгия Сергеевича, описывающего меня во всех красках. Потом, вроде, он успокоился и перешел к нравоучениям.
— Родин, ты в лётное поступаешь. Узнают, что разбил самолёт — забудешь про полёты навсегда, — продолжал наставлять меня Курин.
— Все понимаю, Георгий Сергеевич. Как вообще такое могло получиться? Я ударился и не помню ничего.
— Если честно, не понимаю, как ты вообще выжил. Стойки шасси сломаны, лопасти и двигатель всмятку, а на тебе ни царапины. Шишка вон торчит только.