Я отнес Джой блюдо, улучшеное по требованию заказчиков. Через пару минут она вернулась на кухню с тарелкой гневаясь, что чертовы клиенты не знают, что они заказывают. Она вручила блюдо Исмаэлю и сказала, что клиенты это еть не стали, впрочем, ничуть его не удивив. Исмаэль стряхнул дрянь с тарелки в мусорку и отнес её в мойку к Хосэ.

Фунми принесла на кухню наполовину съеденый стейк и сказала Майнору:

– Клиенты заказывали среднюю прожарку, а это – полной прожарки.

И хотя на срезе было видно состояние мяса внутри, Майнор без возражений приготовил еще один стейк, менее прожаренный, чем предыдущий. Я отнес тарелку Фунми. Через пару минут она опять вернулась с наполовину съеденым стейком:

– Они опять не довольны. Чертовы клиенты съели два раза по пол стейка, а теперь не хотят платить. Начерта они идут в ресторан, если нет денег. Сиди дома!

Часов в семь вечера на кухню заглянула худая латиноамериканка болезненного вида, которая как я понял тут раньше работала. Майнор и Исмаэль были очень рады её видеть. Майнор начал разговор:

– Привет, Мария. Как поживаешь? Давно не видел тебя.

– Хорошо, Майнор. Как ты?

В этот момент на кухню вошла Энджела с черным курчавым ребенком на руках, которого она передала латиноамериканке добавив:

– И правда, Мария, у тебя такой хороший сынишка. Здоровенький.

Майнор сразу погруснел. Его глаза выразили глубокое сожаление. Ответив что-то невнятное на вопрос Марии, он отвернулся к панели и больше не обащал внимание на происходящее на кухне. Исмаэль еще пару минут имитировал улыбку, но потом тоже занялся работой. Мария с ребенком ушла с кухни в обеденный зал сказав лишь:

– Пока Майнор. Пока Исмаэль.

– Пока, – буркнул Майнор, не поварачиваясь.

Ведра с лимонадом сегодня таскал грек, обильно проливая их содержимое на дорожки. Посуду в баре также по всей видимости мыл он. Я просто носил тарелки с едой и корзинки с куриными крылышками. Ближе к десяти на кухню ворвалась Энджела с греком.

– Мне наплевать сколко ты работал и где. Это мой ресторан. Заткнить и работай.

– Но я…

– Заткнись и делай, что я сказала или вылетишь отсюда сегодня же. Иди работай молча.

Через некоторое время Энджела вернулась с конвертами и раздала зарплату всем, кроме меня, сказав:

– Твоя зарплата будет на следующей неделе.

В своем сознании, изрядно помутневшем за последнии дни, я пытался отыскать обоснование того, почему мне не могут заплатить сегодня. Потом, вспомнив, что отработал я всего два дня и, начав понимать принципы работы этого ресторана, я решил промолчать, подумав, что моя двухдневная зарплата за эту неделю будет добавлена к зарплате за следующую неделю, и что я таким образом получу сразу значительную сумму денег.

Неожиданно Энджела заорала:

– Кухня закрыта! Кухня закрыта! – добавив, повернувшись ко мне. – Не приходи завтра на работу. У тебя выходной. Увидимся во вторник.

Я, немного повеселев, намыл свое рабочее место, постирал и развесил тряпки и отправился домой, где, сбросив с себя одежду, моментально уснул едва коснувшись кровати.

Проспав до полудня, я остался бы в кровати дольше, если бы не сильный голод. Я с трудом встал, принял холодный душ и оделся в нерабочую одежду. Выйдя из своей комнаты и с трудом поднявшись по лестнице, я обнаружил дом опустевшим. На кухне нашелся молотый кофе в большой красной пластиковой банке, который тут же послужил основой для тройной порции напитка, который к моему разочарованию оказался плох на вкус, но все же бодрил своей крепостью. Ощущая усталость, я вышел из дома.

В ближайшем магазине, расположенном через четыре квартала от моега дома, я купил манговый сок с протеином, и печенье с отрубями. Подкрепившись прямо на улице, я решил отравиться на прогулку по городу и осмотреть достопримечательности – в первую очередь Белый Дом и Капитолий.

На автобусе я доехал до Площади Фарагут, оттуда пошел к резиденции президента, которая оказаласьсовсем не такой большой, красивой и помпезной, как я себе представлял исходя из картинок в интернете. Перед высокой металлической оградой Белого Дома дежурила вооруженная охрана в полной военной экипировке. На небольшой площадке перед оградой толпились люди с плакатами, которые почему-то выглядели как бездомные. Многие бодро что-то кричали, демонстрируя недостачу зубов во рту.

Пройдя через небольшой вытоптаный сквер, где пахло мочой, я свернул на Ф стрит, по которой направился на восток среди высоких зданий из бетона и стекла.

Впереди меня шел чернокожий парень. Мы приближались к белой девушке, стоявшей на улице в красной майке с плакатом в руках. После того, как чернокожий парень прошел мимо неё, она сделала шаг навстречу мне и громко спросила:

– Важна ли для тебя демократия?

Я шарахнулся от неожиданности. Парень, шедший впереди услышал вопрос, внезапно развернулся, подскочил к девушке и стал кричать, довольно агрессивно жестикулируя в непосредственной близости от лица девушки:

– Почему ты спрашиваешь его и не спрашиваешь меня? Или ты думаешь, что мне не важна демократия? Это потому, что я черный? Так ты думаешь?

Девушка смутилась и бубнила что-то невнятное в свое оправдание. Я мгновенно потерял интерес к демократии, и поспешил улизнуть, оставив их спорить наедине.

По девятой улице я прошел несколько кварталов на север. На улицах было на удивление много бездомных, многие из которых спали прямо на решетках вентиляции метро даже днем. Из-за белого пара, поднимавшегося из решеток, свернувшийся на решетке человек напоминал мне медленно зажариваемую котлету для бургера.