– Вы, Леночка.

Она поежилась от этого мягкого, с нежностью произнесенного имени, и сразу засобиралась.

– Сегодня вечер и завтра до обеда - моя смена. Но у меня есть еще больные, - надавила она на "еще", но Майгатов не услышал этого. После первой фразы вторая уже не имела значения.

Он хотел сказать еще что-нибудь, может быть, глупое, может быть, невпопад, продлить минуты разговора, но скрип двери отсек это желание.

– Проходите.
– стал боком в дверном проеме Леонид Иванович и впустил в комнату человека с наброшенным поверх синей рубашки белым, явно не по размеру, халатом.

И в том, что халат был явно не его, а взгляд у незнакомца - резким, схватывающим все сразу и одновременно как бы острым, прокалывающим тебя до дна, Майгатов почувствовал серьезность этого визита.

Человек неслышно прошел к кровати, сел на заботливо подвинутый Леонидом Ивановичем стул, помолчал, выгоняя этим молчанием всех лишних из комнаты, и, когда захлопнулась за Леной и врачом дверь, представился:

– Капитан Иванов, эфэска России.

Сказал - и помягчел лицом. А утратив мрачность и напускную серьезность, оно сразу стало каким-то мальчишески озорным. Даже толстая абрикосина на курносом носу еще чуть-чуть сильнее вздернулась.

– Я сегодня из Москвы. Почти все о происшедшем знаю. Но есть неясности...

– У меня их не меньше, - попытался остудить служебную прыть капитана Майгатов.

– Понятно... Но у вас - свои, у нас - свои.

– Как в том фильме?

– В каком?
– непонимающе распахнул серые задорные глаза.

– А там, где мужичок говорит:"У них своя свадьба, а у нас - своя".

– Может быть. Только я чувствую, что наша "свадьба" - общая.

– Слушаю вас, товарищ капитан.

– Больше всего нас сейчас волнует судьба экипажа "Ирши". Двадцать человек с лишним...

– Может, и меньше. В радиорубке была кровь.

– Кстати, о радиорубке, - придвинулся на стуле чуть ближе к кровати, намекая этим продвижением, что именно ради чешущего сейчас язык вопроса он и летел через тысячи километров на юг.
– Не помните, каково было последнее сообщение радиста?

– Радиста?
– покомкал морщины на широком и чуть покатом лбу. Слово-сигнал, словно рычажок в музыкальном автомате, со скрипом проплыло по памяти, выудило из ее глубин минуты встречи с "Иршей" и, хоть и не все уцелело, не все выжило, начал припоминать: - Сам текст я не видел. Слышал доклад радиста комбригу. Что-то типа "эти гады ная..." А потом - обрыв. Решили, что радист с "Ирши" хотел матом запустить.

– А что-то еще подозрительное было?
– наклонился на стуле, подал вперед корпус Иванов. Азарт горел, нет, даже не горел, а пылал в глазах. Охотником бы ему быть, а не контрразведчиком.

– Подозрительное?.. Знаете, когда уже вышли на дистанцию видимости, экран ИКО...

– Что такое - ИКО?

– Индикатор кругового обзора. Для надводных целей.

– Заметано. И что этот ИКО?

– Там, понимате, засечка от цели стала раздваиваться. Как будто бы от них кто отходил. Знаете, "SOS", радиомолчание, - и вдруг кто-то там все-таки есть. Но когда подошли ближе, никого рядом уже не было. А все плавсредства, которые могла спустить "Ирша", оказались у нее на борту. Даже не расчехленными.

– И что же: никого-никого рядом?
– недовольно сощурил глаза Иванов.

– Скорее да, чем нет. Сейчас точно не помню. Вроде что-то маячило на горизонте. А, может, и показалось. Знаете, в лоции записано, что самые большие миражи в мире бывают в Красном море. Бликов много. Воздух прозрачный. Могло что-то и быть, и не быть.

– А не может "эти гады ная..." означать "эти гады на яхте"?
– довольно откинулся на спинку хрустнувшего стула Иванов с таким видом, как будто ответ ему и не требовался.

– "На яхте"?
– удивленно повторил Майгатов и круглое, по-северному белое, не тронутое еще жарким дыханием юга лицо Иванова как-то отплыло вдаль, за нахлынувшую мутнинку, а вместо него впечатался бульдожий квадрат той головы в иллюминаторе яхты - с мощным забралом челюсти, с крупными зубами хищника, с протыкающей лоб черной пробкой бородавки.
– Может, и "на яхте". А здесь нет притяжки? Ну, знаете, когда хочется, чтоб было именно так, и вот мы подгоняем...

– Не спорю, - удовлетворенно ответил Иванов, хотя по всему было видно, что он уже стал рабом своей идеи.
– Теперь второй вопрос: вы сможете вспомнить, где примерно находится тот полузатопленный корабль?

– Судно, - поправил Майгатов.
– Корабли - у военных. А это - судно. То ли сухогруз, то ли рудовоз.

– А как вы туда попали?
– вроде бы и безразлично, а все равно как-то едко спросил Иванов.

– По путевке, - выхлестнулось раздражение. Неужели ему не доверяли? Неужели Бурыга или Молчи-Молчи уже шуранули по старой традиции в верха неприглядную характеристику на того, кто вроде бы должен совершить проступок? Неужели на нем - крест? Но времена-то другие! Другие!

– Не обижайтесь, - смутился Иванов. Наверное, он понял, что мог ощущать в душе от такого вопроса офицер.
– Дезертиром вас никто не считает. Как вам сказать?..
– Оглянулся на дверь, у которой могли быть "уши". Дезертиры так, как вы, не поступают...