Шрифт:
– Однажды грузины долго сидели в парижском ресторане. Люди сменялись, и один завсегдатай спросил у официанта: кто это? Тот ответил: «Это грузины, они за столом не чувствуют времени». Давайте выпьем за то, чтобы Всевышний продлил нам жизнь на тот срок, пока мы сидим за столом с друзьями!
Автандил умело вёл застолье, делая перерывы между тостами и находя общие темы для разговора. Когда неожиданно он обнаружил, что спиртное заканчивается, то сразу подозвал официантку:
– Манана, ты знаешь, почему гора никогда не ходила к Магомету?
– Нет, Автандил Зурабович, – слегка покраснев, ответила девушка.
– Потому что у него нечего было выпить! – и, рассмеявшись, добавил: – Ты ведь не хочешь, чтобы мои друзья больше ко мне не пришли!
После люля, обильно приправленного перцем, разговор постепенно перешёл на политику. Когда Корчевский в очередной раз выразил опасение по поводу политических амбиций Гитлера, Автандил улыбнулся:
– Дорогой Викентий Леонтьевич! Германия никогда не будет воевать с нами! Вспомните, у нас давние торговые отношения. Немцы активно помогали нам в годы первой пятилетки. Мы поставляем им медь, никель, хлопок, лес, зерно! Зачем кусать руку, которая тебя кормит?
– Действительно, – поддержал его Лавр, – насколько я помню, наш высший командный состав посещал маневры рейхсвера. Вряд ли они пригласили бы потенциальных противников.
Викентий хотел что-то сказать, но, передумав, махнул рукой и попросил налить ему коньяку.
Ближе к вечеру заметно похолодало. Манана принесла пледы, и они стали пить чай, любуясь закатным солнцем, медленно прячущимся за заснеженными вершинами.
На следующий день заехал Автандил и повёз их в «Замок коварства и любви» на завтрак, который ненавязчиво перешёл в обед.
К четырем часам Викентия с Натальей отвезли на автовокзал и, взяв с них клятву при первой же возможности приехать в Краснодар, тепло распрощались.
– И мы через два дня уедем… – произнесла Людмила с лёгкой грустью, глядя вслед отъезжающему автобусу.
– Вы расстаетесь, чтобы встретиться снова, – ответил Автандил. – Я отвезу вас в санаторий, но знайте: вы всегда желанные гости в моем доме.
***
В сборах и прощаниях последний день пролетел незаметно. Отдыхающие обменивались адресами и телефонами, клятвенно обещая приехать и звонить как можно чаще. Наконец подъехало заказанное ещё утром такси, и они с чувством непонятного облегчения отправились на вокзал.
В поезде их попутчиком оказался мужчина средних лет, который даже в купе не снимал галстука.
– Ответственный работник, – подумал Лавр, и не ошибся. Мужчина оказался вторым секретарем горкома, ехавшим в Москву на отчётно-выборную конференцию по линии профсоюзов.
– Что пишут? – спросил он, увидев на столике свежий номер «Правды».
Сосед неопределенно качнул головой:
– Германия предложила присоединиться к Тройственному пакту. Молотов сказал, что всё будет зависеть от решения по Румынии, Болгарии и Турции и сообщил, что СССР не желает быть втянутым в конфликт с Англией, но немцы отвергли наши требования.
– И чем это грозит? – Людмила разложила на столике еду, привезённую Автандилом прямо к поезду, и пригласила его присоединиться.
– Обострением, точнее, напряжением отношений, – ответил новый знакомый, который представился Львом Семёновичем. – Неизвестно, во что это выльется дальше. На мой взгляд, немцы не та нация, которой можно доверять, особенно при таком лидере.
Под вечер поезд остановился в Невинномысске.
– Долго стоим? – спросил Лев Семёнович у проводника.
– Стоянка 55 минут. Водой заправляемся, – проводник, разогревавший титан, обжёгся и, засунув палец в рот, добавил: – Можете в вокзальный буфет прогуляться, они там пирожки с капустой хорошо пекут по расписанию. К каждому поезду подгадывают, чтобы с пылу с жару были.
Они вышли на платформу, оглядевшись вокруг, закурили и направились в буфет. Проводник не обманул: на прилавке стояло несколько противней, на которых лежали пышущие жаром пирожки.
– Может, пива взять? – озабоченно спросил Лев Семёнович.
– Не надо, туалет один на весь вагон, тем более что у меня есть коньяк!
Набрав пирожков и выйдя на перрон, они увидели, что первый путь занял воинский эшелон. Офицеры и несколько старшин курили около дверей. Через открытые двери теплушек виднелись нары, буржуйки с выведенными в окно трубами и оружейные пирамиды. В одной красноармейцы тихо под гармонь пели новую, но уже популярную после недавно вышедшего в прокат фильма «Истребители» песню:
В далёкий край товарищ улетает,
Родные ветры вслед за ним летят.
Любимый город в синей дымке тает,
Знакомый дом, зелёный сад и нежный взгляд.
Пройдёт товарищ все бои и войны,
Не зная сна, не зная тишины.
Любимый город может спать спокойно
И видеть сны, и зеленеть среди весны.
Неожиданно раздался паровозный гудок.
– По вагонам, – прозвучала команда, пролетевшая вдоль состава и затихшая где-то в конце платформы. Паровоз ещё раз свистнул и, медленно набирая скорость, потянул состав в чернеющую ночную степь.