– - Проходи. Присаживайся, -- незнакомым голосом предложила комната.

Путаясь глазами в узорчатых обивках кресел, гнутых линиях комодов и пышных складках штор, Санька еле нашел лицо человека. Оно было маленьким, точно царская комната все, что в нее попадало живого, делала его мелким и незаметным. Санька даже провел пальцами по своей щеке. Кажется, она не уменьшилась.

– - Да проходи, не трусь.

Боясь прикоснуться хоть к чему-то из этого великолепия, Санька обошел огромный стол, бережно выдвинул тяжеленный, будто из металла сделанный стул, сел на мягкую обивку с рисунком рыцарского поединка и наконец-то выдавил:

– - Здра...ствуйте... Мне один гражданин в коридоре сказал, чтоб я к вам...

– - Граждане в колонии. А здесь -- найт-клаб..

Хозяину кабинета шла к лицу аккуратненькая шапочка седины. И только черные очки, скрывающие глаза, казались лишними. Санька скользнул взглядом по его пиджаку и лишь теперь узнал собеседника. Это он вручал приз Венере. Были ли на нем тогда черные очки, Санька не заметил. Больше верилось, что не были, и то, что Серебровский спрятал за них глаза, отдавало тревогой.

– - Я просмотрел всю сцену драки по монитору, -- повернул Серебровский голову влево, и Санька увидел там небольшой телевизор.
– - Конечно, наш клиент перебрал лишнее. Но ты тоже не должен был себя так вести...

– - А как?

– - Клиентов надо беречь. Запомни это правило на всю жизнь. Тебе

еще много раз придется выступать у нас. Ты улавливаешь мою мысль?

Ни с того ни с сего на Саньку навалилась усталость. Как будто

каждое произнесенное Серебровским слово превращалось в гирю, и они

все повисали и повисали на его плечи, грудь, ноги, голову.

– - Завтра тебе выступать в моем хаус-клубе. Там, конечно, нет таких крутых клиентов. Там мелюзга. Но с ними тоже нужно бережно обращаться.

Санька подвигал ногой под столом. Нет, она все еще подчинялась ему, хотя и тоже казалась окаменевшей.

– - Конфликт улажен, Леонид Венедиктович, -- ворвался в монолог Серебровского красивый голос.

Хотелось обернуться, но Санька не стал мучить и без того онемевшую шею. Обладатель голоса сам подошел к нему, оперся о спинку стула, на котором сидел певец-дебютант, и вдруг брякнул что-то совсем непонятное:

– - С попом хуже. Не могут найти.

– - Ладно, Сашенька, -- милостливо протянул руку Серебровский.
– - До свидания!

Санька подержался за его холеные пальчики с твердыми камнями перстней, пожал мелкую ручку обладателя красивого голоса и только теперь заметил, что у него куртка из кожи какой-то необычной выделки... Кажется, она называлась вареной.

Глава четырнадцатая

БУДЬТЕ БДИТЕЛЬНЫ, ЛЮДИ!

В кабинете было холоднее, чем в карцере самой дурной зоны. Отопление отключили строго по графику, но природа не признавала человеческих графиков. Север дунул на Москву прозрачным сухим воздухом, опять сковал лужи в лед и заставил людей вытащить из шкафов дубленки и шубы. Апрель замаскировался под февраль, и хотя говорливые метеорологи обещали потепление, почему-то вообще не верилось, что оно когда-нибудь наступит.

Павел поморщился от колючего вида поземки, стелющейся вдоль стены здания на той стороне улицы, потрогал языком ранку от вырванного зуба, потом посмотрел в зеркало на стене, слегка обрадовался тому, что флюс все же начал таять, но тут же забыл о радости. В зеркале, кроме его собственного лица с уже еле заметной припухлостью на щеке, находилась и красная физиономия Кравцова. С нее на Павла смотрели мутные умоляющие глаза. Ничего хорошего от таких глаз не бывает.

Павел поправил черную вязанную шапочку на голове, поплотнее запахнул куртку на груди и дохнул на зеркало. Оно тут же подернулось мутью. Лицо гостя исчезло, и Павел, поверив зеркалу, повернулся к своему столу.

Рядом с ним на гостевом стульчике упрямо сидел Кравцов. Кожаная куртка нараспашку, расстегнутые три верхние пуговицы рубашки, блестки пота на залысинах. Похоже, для него холод в общем кабинете отдела был жарой.

– - Гражданин капитан, -- умоляюще сложил руки на груди Кравцов.
–

Неужели вы мне не скажете фамилии того гада, что мою ласточку?..

Павел вспомнил, каких трудов стоило ему разорвать над собой два

сцепившихся потных тела, вспомнил ненависть в глазах Кравцовой,

ехидный смех ее муженька, вспомнил свой расколотый зуб, и ему показалось, что ничего этого не происходило на самом деле. Если бы это случилось, то мольбы Кравцова выглядели бы странно. А потом Павел подумал, что не нужно ставить себя на место этого испуганного краснолицего человечка. Все равно у него -- другие мозги.

– - Очень мало свидетелей, -- уже в третий раз за полчаса произнес Павел.
– - И вообще, я же вас не вызывал. Идите домой, успокойтесь. К тому же следствие по факту гибели гражданки...
– - он так и не решился назвать ее фамилии.
– - Ну не мы ведем следствие, понимаете, не мы!