Овез исподлобья смерил взглядом Кошека и молча вышел. Он всегда вот так уходил, когда ему досаждали. И Джахан повернулась к нему спиной, давая понять, что не о чем с ним разговаривать.

— Знаешь что, Кошек-хан, — начал хриплым голосом Овез, когда они уже ехали в машине. — Вы с Джахан влюбляйтесь, женитесь, это ваше дело, но если вы будете встревать своей любовью в колхозные дела, я этого не потерплю. Так и заруби себе на носу, не потерплю!

Голос Овеза прозвучал надменно и зло. И это, по-видимому, переполнило чашу терпения Кошека.

— Выражайтесь более доходчиво, Овез-хан! — взревел Кошек. — Что ты этим хочешь сказать?!

— Я хочу сказать, что не стоит пресмыкаться перед девушкой, которая еще неизвестно, станет твоей женой или нет, понял?!

— Я в этом вопросе в твоих советах не нуждаюсь.

— Мне-то что, мое дело предупредить, а то так и будешь корчиться под ее пятой. Мужчине вот что не к лицу, а не…

— Ты это брось! — не дал ему договорить Кошек, и, резко нажав на тормоза, выключил двигатель машины. — Давай мы с тобой здесь, в этом укромном местечке, объяснимся без обиняков. За кого ты меня принимаешь?

— Ты колхозный шофер, — ответил спокойно Овез.

— Нет, я не колхозный, а твой личный шофер. Я твой персональный шофер, Овез-хан, куда ты скажешь, туда я и еду…

— А тебе это не нравится быть шофером?!

— Нет, шоферить я люблю, иначе я бы с тобой и на одном поле не стал бы…

— Ах вот как! Мне теперь все ясно, — сказал многозначительно Овез.

— Говори четче, что теперь тебе ясно, — выходя из себя, заорал Кошек.

— А то ясно, Кошек-хан, — Овез положил руку на плечо Кошека. — Не можешь пить, так не надо пить. Знаешь, говорят, что если водку влить в зад козла, так он на волка бросается… Ну ладно, давай заводи, опаздываем…

— Значит, я, выходит, козел, а ты волк, так что ли?! Ну спасибо, Овез-хан, наконец-то надоумил. Вот тебе ключ зажигания, заводи и поезжай!.. — процедил сквозь зубы Кошек и, хлопнув дверцей, ушел.

…Хораз-ага ехал на своем верблюде с твердым намерением поговорить с самим председателем о выделении ему еще одного помощника. Он с самого утра был решительно настроен, но его решимость потихоньку таяла по мере приближения села. «Если бы в селе были желающие, они бы не преминули отправить, — подумал Хораз-ага, имея в виду председателя колхоза и заведующего животноводческой фермой. — Почему люди не хотят пасти овец? Почему?» Долго размышлял старый чабан над этим вопросом, искал причины и в конце концов обвинил в этом, как ни горько признаваться, самого себя. «Если я сам, всю жизнь проходив за отарой, не сумел привить любовь к своей профессии своему сыну, кого уж тут винить… Ни председатель, ни заведующий фермой не виноваты в том, что так неохотно люди идут в пески, а я, да и подобные мне чабаны…» — решил он, подъехав к окраине села и изменив свое намерение, повернул верблюда в сторону своего дома.

Нелегким получился разговор отца с сыном. Хораз-ага вел разговор исподволь, не желая оказывать на сына открытое давление, а Кошек, мягкий и податливый по своей натуре, не мог, да и не желал отказывать отцу открыто, надеялся ускользнуть от него, прикрываясь неопределенными фразами.

— …Когда у человека рождается сын, говорят, мол, вот наследник появился, имея в виду, что он унаследует дело своего отца. И я надеялся на это… Ведь я всю свою жизнь как нитка за иголкой следовал за отарой и нисколько не жалею об этом. Пусть не для бахвальства будет сказано, но я накопил большой опыт, эти бескрайние пески знаю, как свои пять пальцев, и многое мог бы передать тебе… Но ты… — Хораз-ага не договорил.

— Отец, я понимаю твое желание, но и ты постарайся понять меня. Мне неинтересно там… — несмело возразил Кошек, ежась под взглядом отца. — А потом, почему я должен быть именно чабаном?! Одним словом, мне не интересно в песках, скучно…

— Как ты думаешь, интересно ли безграмотному человеку держать в руках книгу, как ты думаешь? — не сдавался Хораз-ага.

— При чем тут книга, да еще безграмотный человек?! Я, слава богу, имею среднее образование, — обиделся Кошек.

— А ты не обижайся, а выслушай меня до конца. Ведь я не зря упомянул об этом. Пустыня и овцы — та же книга, сынок, и ее надо уметь читать. Стоит перелистать одну страницу за другой, она тебя так и захватит с головой. Для тебя пески — это унылое серое безликое пространство, и все овцы на одно лицо. Не так ли? А вот и ошибаешься… В песках каждый холм, каждая впадина живет своей особенной жизнью. Бывало, поднимаешься на вершину знакомого холмика и надеешься увидеть знакомую картину. Но не тут-то было. Мать-природа распорядилась по-своему, переиначила все. Вот как бывает. А овцы в отаре… Да это же сотни особей, разительно отличающихся друг от друга по своему облику, норову, даже траву каждая овца щиплет иначе. А сколько интересных дел ожидает еще таких молодых и грамотных молодых людей, как ты. Вот говорят, что на побережьях реки Нил овцы котятся дважды в году. Ты знаешь об этом?

— Откуда мне знать об этом, я в Египте не был… — пробурчал Кошек недовольно.

— Вот видишь, не знаешь, потому что не интересуешься. А ведь очень заманчиво, чем мы хуже них, можно было бы и у нас попробовать, да боюсь, грамоты не хватит, не то, что у тебя. Вот вам, молодым, и дерзать…

Хораз-ага не успел договорить, неожиданно нахлынувший шквал ветра распахнул неплотно закрытые окна и двери. Послышался звон стекол. Отец с сыном бросились на улицу.

— Смерч, что ли?! — крикнул Кошек в растерянности.

— Да нет, сынок, это не смерч, а настоящая пыльная буря, и, видно, надолго. Посмотри на небо, какие грязно-желтые тучи надвигаются. А там Еди, один… Ох, несдобровать ему, надо спешить ему на помощь! Сынок, беги к Овезу, пусть снарядит машину с людьми на помощь, а я поспешу на верблюде. Только поторопи их, не то погубим овцематок в такую погоду, — распорядился старый чабан, ринувшись к своему верблюду.

Стихия обрушилась на голову новоявленного заместителя чабана неожиданно. В считанные секунды весь мир превратился в сплошное, грязно-желтое пыльное, бесформенное чудовище. Мельчайшие песчинки забивали уши, нос, рот, глаза, все труднее становилось дышать. Шквальный ветер с оглушительным ревом поднимал огромные массы песка в воздух, как волны в море. Каждый раз, спасаясь от нового дуновения ветра, овцы, словно в отаре бесчинствовал извечный их враг — волк, шарахались в разные стороны, вновь скучиваясь в новые, но уже мелкие группки. В такой обстановке медлить было нельзя, нужно было действовать, иначе разбредутся овцы, потом их не найти.