Однако на этот раз очной ставки ему не дали. Подручные заплечных дел мастера подскочили, ловко сдернули рубаху и, заломив руки за спину, затянули в петлю дыбы. Поддернули. Волынский захрипел и стал валиться на колени. Андрей Иванович Ушаков махнул рукой:

— Давай!..

Подручные потянули. Раздался хруст. Нечеловеческий вопль заполнил низкое помещение застенка, заставив поежиться даже привыкшего ко всему асессора. При этом он метнул испуганный взгляд на начальных персон, не заметили ли?.. Но Иван Иванович Неплюев отступил в темноту и зажал уши. И только Андрей Иванович Ушаков все так же улыбался лягушечьим своим ртом, растянутые губы его повлажнели да заблестели глаза...

В тот день дано было пытаемому восемь нещадных ударов кнутом. Но, подымая на дыбу, вывернули и так повредили ему плечо, что за болью той не почувствовал он истязания. Когда спустили его и отлили водой, шевелить правой рукой он не мог. А глаза открывши, снова повинился лишь в том, что говорил до пытки. Он все твердил, дескать, достоин казни за то, что есть, но умысла сделаться государем не имел никогда, «с чем готов и умереть»...

Через день после пытки состоялась очная ставка Волынского с Хрущовым и Еропкиным. Андрей Федорович ни в чем не уличал бывшего покровителя своего. А Петр Михайлович дал-таки на него ряд косвенных признаний. Но в главном обвинении Артемий Петрович стоял на своем накрепко. Знал, что за покушение на верховную власть полагался кол...

Соймонов на главный вопрос следствия: «Когда намеревался Волынской осуществить свои дальние умыслы в государственном деле?» — отозвался незнанием, заявив, что «рад в том кровию своею очиститься».

В субботу и воскресенье 25 и 26 мая пришло время Эйхлеру идти на допрос. Бывший тайный кабинет-секретарь прежде всего заявил, что хотя и был прежде дружен с Волынским, но уже полгода как стал его убегать. Однако, уличенный во лжи, вынужден был признаться, что в то время, когда Артемию Петровичу было уже отказано от двора, утешал его и говорил, что гнев императрицы пройдет и что главный ему враг — герцог. Признал и то, что слышал от Волынского многие неправедные слова. Но присовокупил к тому, что не доносил по простоте и доброте душевной, ибо хотя и знал кабинет-министра человеком злым, но причиною его гибели, к которой он сам шел, быть не желал. Сказал, что кроме него доносил Волынскому о делах Иван Суда из Иностранной коллегии.

На следующий день 27 мая арестовали и отвезли в крепость секретаря Иностранной коллегии Ивана Суду. Тот на первом допросе сказал, что приезжал к Волынскому на праздники с поздравлениями, не более. Но потом признался, что Артемий Петрович приказал ему пересмотреть и исправить его проект, а потому он, Суда, с ведома своего начальника фон Бреверна, и сидел в доме на Мойке сряду восемь дней. Говорил, что знал кабинет-министра как свирепого и жестокого человека и весьма боялся ослушаться.

Во вторник 28 мая оба следователя, и Ушаков и Неплюев, с утра направились к графу Мусину-Пушкину. Платон Иванович болел, и по этой ли причине или по знатности рода главный распорядитель — таинственный режиссер — не давал пока сигнала к его аресту. Но пришла и его пора.

Граф принял новоприбывших высокомерно. На вопросные пункты, предъявленные Неплюевым, отвечать отказался. Тем временем Ушаков, который был в доме графа впервые, внимательно оглядывал богатые хоромы. Палач по призванию, сыщик по склонности души, он не имел никаких политических убеждений и рабски служил существовавшему порядку, тем, кто находился наверху. Выходец из небогатых, он в 1714 году был возведен Петром в звание тайного фискала, получив поручение наблюдать за строительством кораблей. По смерти Екатерины Первой он дал себя вовлечь в заговор, направленный против Меншикова, и оказался среди тех, кто пытался отстранить от престола Петра Второго. Заговор, как мы помним, не удался, и Ушаков поехал в ссылку. К 1730 году он возвратился в Москву в самое время, чтобы подписать петицию князя Черкасского и принять ревностное участие в восстановлении самодержавия. За то год спустя был назначен сенатором, а с восстановлением Тайной розыскной канцелярии в 1731 году стал ее начальником. В своем «Словаре...» Бантыш-Каменский пишет, что, «управляя тайною канцеляриею, он (Ушаков. — А. Т.) производил жесточайшие истязания, но в обществах отличался очаровательным обхождением и владел особенным даром выведывать образ мыслей собеседника». Дрянь был, конечно, человек. И именно поэтому так легко удерживался при смене всех правительств. Через четыре года после описанных здесь событий он будет возведен Елисаветой Петровной в графское достоинство. И в 1747-м умрет в своей постели, окруженный почетом...

— Разве тебе, граф, так уж не доверял Артемий Петрович, что не показывал даже и своего письма к ея величеству? — спросил он Мусина-Пушкина.

Платон Иванович вскинул голову:

— В доверии мне никто никогда не отказывал.

— Стало быть, видел письмо-то?

— Видел.

— А пошто не донес?

Граф Мусин-Пушкин с презрением посмотрел на сыскного.

— Среди Мусиных-Пушкиных доводчиков нет!

Эх, Платон Иванович, Платон Иванович, сгубила тебя твоя гордость. Дважды, а то и трижды приезжали трудолюбивые следователи к нему, и каждый раз Андрей Иванович с интересом приглядывался к убранству богатых палат. Нет, ему и не снилась никогда такая-то роскошь, такой вкус и богатство... А затем он испросил дозволения у императрицы и скоро, не глядя на болезнь, арестовал строптивого графа и отвез его в Петропавловскую крепость, в каземат, на солому. К жене и детям опального приставили караул.

Двадцать первого мая, во вторник, «объявлено в Тайной Канцелярии, что ея величество, выслушав доклад о розысках Хрущова и Гладкова, изволила рассуждать, что Волынской в злодейственных своих сочинениях, рассуждениях и злоумышленных делах явно виновен явился, ... то розыскивать его; допросить и (секретаря. — А. Т.) Смирнова против показаний Гладкова и взять Эйхлера в крепость».

Кто был таков тайный секретарь кабинета министров Иоганн Эйхлер? Пожалуй, надо бы и его биографию-характеристику вынести в отдельное «Прибавление», чтобы иметь возможность полнее оценить «дружину» Волынского, к которой пристал наш герой. Итак...

Уроженец Прибалтики, а скорее всего, выходец из курляндских немцев, Иоганн Эйхлер начал свою карьеру в качестве лакея и музыканта-флейтиста у фаворита Петра Второго — молодого князя Ивана Алексеевича Долгорукого, беспутного обер-камергера и майора Преображенского полка. Он сумел приобрести большое влияние на своего безнравственного хозяина. С помощью князя Эйхлер получил служебный чин и дворянство. При падении же Долгоруких он тут же от них отрекся. Однако это все же послужило некоторой помехой в его карьере. Эйхлера затерли. И тогда он переходит к Ягужинскому.