Шрифт:
– А, это ты, Мишка. Опять твоя золотушная собака след потеряет.
– Вы полегче, товарищ лейтенант. Найда у меня все понимает. И, между прочим, имущества она вернула людям побольше, чем некоторые в вашем ОББ.
– Хватит ссориться, - вмешался Павел Маркович, один из лучших экспертов НТО*.
_______________
* Научно-технический отдел.
И Никитин обрадовался, что едет именно с ним. Он-то знал, как умеет работать этот маленький худенький человек.
– Поехали, - приказал он шоферу.
Автобус, надсадно ревя мотором, поехал по бульварам, свернул на Малую Бронную и через несколько минут остановился у большого мрачного дома. Рядом с подъездом подпрыгивал от холода милиционер. Никитин открыл дверцу, выскочил из автобуса. Морозный ветер полоснул по лицу хлопьями снега.
– Товарищ начальник, - милиционер шагнул к нему, приложив руку к ушанке, - старший патруля сержант Шукаев.
– Ну что у тебя, Шукаев?
– Напарника бандюга застрелил, потом в меня пальнул, ну я его... и...
Милиционер замялся.
– Застрелил, что ли?
– подсказал ответ Никитин.
– Так точно.
– Ну и правильно сделал, дорогой товарищ Шукаев, а то они нас стреляют почем зря, а мы что, рыжие?
– Так дело-то в том...
– В чем дело?
– Пацан он совсем.
– Это самые что ни на есть вредные гады, приблатненные пацаны. Бандит или вор, тот с пониманием, зря стрелять не станет, а эти палят напропалую. Веди.
В подъезде после улицы было даже тепло.
– Где?
– Наверху.
– А этажей сколько?
– Восемь.
Никитин присвистнул. Светя фонарями, они поднялись на шестой этаж и увидели первый труп. Эксперт включил аккумуляторный фонарь, яркий сноп света вырвал из темноты лестничный марш и маленькую фигурку в ватнике, лежащую у перил.
– Н-да, - сказал эксперт, - действительно совсем пацан.
Никитин увидел залитую кровью тельняшку в вырезе ватника, сапоги-прахоря, кепочку-малокозырку, валяющуюся рядом.
– "Пацан", - передразнил он эксперта, - такой в сто раз опаснее.
Никитин наклонился, похлопал убитого по смятым голенищам.
– Вот она где, - сказал он довольно, вытаскивая из сапога финку.
– Сволочи, они и есть сволочи. До чего же война этих блатников развела. Страшно подумать. Пистолет где?
Шукаев протянул ему ТК.
– Три патрона осталось. Где он ствол-то взял?
– Никитин отдал оружие эксперту.
– Посмотрим, посмотрим, - Павел Маркович спрятал пистолет в свой бездонный чемодан.
– Баллисты отстреляют, тогда точно скажем, что это за оружие.
Никитин перевернул убитого, расстегнул ватник. Пиджак и тельняшка пропитались кровью. Одна пуля попала в бок, вторая прямо в сердце.
– Хорошо стреляешь, Шукаев, - сказал Никитин.
Видимо, в голосе офицера сержанту послышалась осуждение, и он заговорил торопливо и сбивчиво:
– Да разве... Знал я, что ли, товарищ лейтенант... Бежит он на меня... Стреляет...
– Да ты не пыли, не пыли, сержант, действия твои расцениваю как правильные.
Шукаев ничего не ответил, вздохнул тяжело.
– Да разве в этом-то дело...
– А в чем?
– рассмеялся Никитин.
– Ты, сержант, антимонии не разводи. У него при себе пистолет и финка.
– Никитин продолжал обыскивать убитого. Из внутреннего кармана он вытащил сброшюрованные листочки бумаги, какие-то снимки и тонкую пачку денег.
– Посвети-ка, - повернулся он к Шукаеву.
На твердой картонной обложке красной тушью было написано: "Блатные песни".
Никитин раскрыл книжку-самоделку.
Проснешься утром - город спит,
Не спит тюрьма - она уже проснулась.
А сердце бедное так заболит,
Как будто к сердцу пламя прикоснулось.
прочел он вслух.
– Ишь ты. Сочинение.
– Он листал страницы.
– Оригинальная поэзия, - сказал спустившийся с чердака Павел Маркович, - такие книжечки на Тишинке из-под полы продают.
Никитин сунул книжечку в полевую сумку, повернул к свету фотографии и присвистнул.
– Тьфу, порнография, где только пацаненок этот достал блевотину такую.