Я подошел к письменному столу и из ящика вытащил коробочку из-под пистонов. Она до самых краев была заполнена мелкой, каждая крупинка размером с булавочную головку, крупой. Это подарок дяди. Он ее принес осенью и сказал, что это яйца шелкопряда и что из нее весной вылупятся маленькие гусеницы, которые через некоторое время, если их не уморить, превратятся в красивых бабочек. Осенью крупа эта была светло-желтая, а теперь потемнела. Иногда я начинаю сомневаться, что из этой крупы может что-то путное получиться, но тогда сам себе напоминаю историю с луковицами. В прошлом году дядя принес мне пятнадцать луковиц, обыкновенных мелких репчатых луковиц. Он сказал, что если их поставить в неглубокое блюдо с водой, то они расцветут цветами шафрана. Я и раньше ставил в воду луковицы, и из них вырастали зеленые луковичные стебли без всяких цветов.

Через неделю выбились зеленые стебли, все как полагается, ничего особенного, и стали расти, а потом наступило то утро. Я проснулся и сразу же почувствовал, что происходит что-то удивительное и хорошее. Нежный запах заполнил всю комнату, спросонок мне показалось, что этот запах вливается в нее прохладными струями через стекла окна, сквозь занавеси вместе с солнечными лучами.

Я подбежал к столу и увидел в прозрачной воде бледно-розовые цветы с ярко-красными и оранжевыми тычинками, которые светились как огоньки. Мне даже показалось, что цветы шафрана медленно кружатся на блюде. Это, конечно, от неожиданности мне так, показалось, но все равно я это запомнил, как они медленно кружатся... Я надолго это запомнил. Я часто потом подходил к этим цветам и, наклонившись, нюхал их, очень приятный запах, но никакого волнения не испытывал.

Я рассказал об этом сне тете, но она сказала, что я все придумал - ни одному человеку не удавалось еще увидеть цветной сон. Дядя улыбнулся и посоветовал мне не спорить, потому что цветные сны снятся только шизофреникам.

По утрам в воскресенье я сразу же включаю приемник, в восемь пятнадцать хорошие концерты передают. Сегодня чуть опоздал, концерт уже начался. Кто-то пел арию Герцога. Даже не заметил, как Эльмира в комнату вошла. Поздоровалась. Я ей говорю:

– Здорово поет!

– А кто это, знаешь?

– Нет. Чувствую, что хороший певец...

– Малограмотный ты у нас. Хороший... Это же Лемешев. Эх ты, "уши".

Я ей сказал как-то в первые дни, когда только мы начали заниматься, что у меня слух хороший, правду же сказал, я от педагогов в школе узнал при "поступлении, что у меня абсолютный слух; она хихикнула, посмотрела на меня внимательно и говорит: "Уши у тебя хорошие". Тетя Мензер была в комнате, так чуть не обалдела от удивления, а Эльмира хоть бы что, смотрит на меня и улыбается. Уши у меня действительно большие. С тех пор она как что - "уши", "уши". Когда хвалит - "уши", то же самое, когда ругает. У нее это необидно получается.

Я ей сыграл Лешгорна - два этюда, то, что она мне с четверга задала, ничего, в одном месте только поправила. Скукотища эти этюды, зачахнуть от них можно. Ей тоже, видно, скучно стало, говорит:

– Слушай, а ты когда-нибудь пробовал сам что-нибудь для себя сыграть? На слух мелодию подобрать?

В школе нам это запрещают, постановка пальцев портится.

– Нет,- говорю, - не пробовал. А зачем?

– Как это "зачем"? Ты же у нас в композиторы знаменитые готовишься?

Тут я разозлился, сказал, что не хочу, вообще не буду музыкантом.

– Ну а вдруг к бабушке на именины попадешь, гости сыграть тебя попросят?

– Нет у меня ни одной бабушки. Обе умерли.

– Трудно с тобой разговаривать... Ну тебе-то самому музыка нравится- песня или другое что-нибудь?

– Конечно, нравится. Многое. ' "

– Кроме Баха, - это она между прочим сказала.
– А в последнее время что-нибудь новое слышал?

– Мне, - говорю, - очень вальс понравился. Из фильма "Под небом Сицилии".
– Я стал подбирать, мелодия простая очень.

Она говорит:

– Нет уж! Без меня. Сыграешь в следующий раз. А теперь давай-ка пройдем Гедике, давно мы его с тобой не играли. Это еще хуже Лешгорна.

– Физиономия, - говорит, - у тебя, как будто из блюдца касторку пьешь.

После урока она меня мандаринами угостила. Два дала мне,

третий сама съела.

– Вообще-то, - говорит, - я все три тебе принесла. В последний момент жалко стало.

Доели мы мандарины, я пошел, взял из ящика коробочку - ей показать. Открыл, а там вместо крупы черной мохнатые червячки. Как только я поднял крышку, они все разом головы кверху задрали.

– Вылупились!

– Кто?
– спросила Эльмира.

– Смотри!
– Я ей протянул коробку, а она от нее сразу

отпрыгнула. ,

– Убери их от меня!

– Это же шелковичные!

– Очень хорошо, но ко мне с этим не подходи... Ты что откармливать их собираешься?

– Тутовыми листьями.

– А где же ты листья найдешь, ведь ни одно дерево еще не зазеленело?

Тут я растерялся. И вдобавок ко всему к нам подходит тетя Мензер с какой-то неизвестной женщиной и с худущим мальчиком и говорит мне: