Шрифт:
Никто не думал уходить. Соседи
заглядывали, чтоб застрять на день.
О переезде, словно о победе,
высказывались все кому не лень.
И находились рюмки и стаканы:
и ждали, что дадут «на посошок»;
а бородач, пиита домотканый,
мешал с одесским петербургский слог.
На этом беззастенчивом примере
хозяин понял, что приговорен
к открытой жизни и к открытой двери
от новоселья до конца времен…
* * *
Наш дом когда-то стал
жемчужиной модерна.
Невиданный портал
был соткан беспримерно.
Эркеры и щитки,
нарядные пластроны,
лепные козырьки,
окружные балконы…
Казалось, это — блеф:
такой камин в подъезде;
и лифт, и барельеф,
казалось, не на месте;
и кто вам передаст
казавшуюся блажью,
немыслимую, — Бакст! —
мозаику лебяжью!
В рисунках допустив
два-три неясных знака,
господствовал мотив
раскрывшегося мака.
И увенчал весь дом, —
вот выдумал художник! —
воздетый над углом
торжественный кокошник…
Эклектика тогда,
как новость, прорывалась.
Искусство без стыда
с роскошеством встречалось.
Дом вглядывался вдаль,
прекрасный и бесстыжий,
и получил медаль
на выставке в Париже.
Литые ворота,
Швейцары налитые.
Ажурная мечта
о будущем России.
Селилось торжество
под ангелом парящим,
не зная ничего
о веке предстоящем…
…Ни ангел над углом,
ни всадник, ни наяда
не защитили дом
от смертного заряда,
от тифа и мышей,
от голода и пала,
от мелких алкашей
с Московского вокзала.
Отведал домик наш
и рваных труб, и фронта,
и треста «Лифтмонтаж»,
и черта, и ремонта.
В подъезде нет огня,
и в темноте знакомо
проходят сквозь меня
судьба и облик дома…
АКТЕРСКАЯ БИРЖА
(Отрывок)
…Узлов кружил по городам России,
свою судьбу испытывать готов,
а я его дороги холостые
по карте метил с помощью флажков.
Он и меня сбивал на переходы,
но у меня— семья, отцовский дом.
И как актеру требовать свободы?
Наш выбор — между нею и трудом…
Но всякий раз при новом переезде
и перед тем, как посетить Москву
(то место, где велись торги о месте,
я по старинке биржей назову,
здесь, на московской бирже, люди сцены
прохаживались с видом гордецов,