Усевшись у стенки, он вытащил из сумки бурдюк, заполненный вином. Сделал пару глотков и горло приятно обожгло. Сердце стало биться с обычной скоростью, а лёгкие утихли. Он собрал оставшиеся силы в кулак и встал на ноги. Боль по телу шла ужасная. Подняв выроненные во время боя с последним солдатом кинжалы, он потопал по лестнице на вершину башни, где уже должен был пылать сигнальный огонь, ведь их раскрыли.

Вершина башни на удивление была пуста, а кострище совсем не горело. Август обошёл его несколько раз и осматривал улицы деревни, по которым бродили толпы людей, отряды стражников и проезжающие торговые караваны, на удивление, не разграбленные. Полк, засевший в лесу, видимо счёл грабить караван слишком опасной затеей, хоть раньше их ничего не останавливало, даже приказ.

Он повернулся к кострищу и задался вопросом:

— И как мне тебя поджечь?

Факела, вбитые в парапет башни, потухли от ветра, а лампа, стоявшая на полу, рядом с лежанкой, была разбита и весьма аккуратно, раз кострище не загорелось. Всё это выглядело довольно подозрительно, но Августа это не особо волновало. Он достал из подсумка флакончик с огненным соком и равномерно вылил всё содержимое на горку брёвен. Одной искорки должно хватить, чтобы огненный сок объял башню огнём.

Затем он достал коробок спичек, но услышав позади шорох, замер, прислушался. Кто-то взобрался на башню по стене и сидел на парапете прямо позади Августа. Этот кто-то весьма ловок и опасен, раз сумел такое. Август бросил спички и, быстро выдернув из чехла кинжал, изящно обернулся и рубанул воздух. Никого не было.

— Тебя так легко обмануть, Август, — послышался мужской голос по ту сторону кострища.

Это был черноволосый мужчина с красными, как рубины глазами, и с натянутой на лицо маской. В руках он держал чью-то отрезанную кисть с символами на костяшках, напоминающие древний язык. Такие же символы были и у Бродского.

— Ты кто?

— Это не важно. Ты хороший человек, Август. Я знаю о тебе всё и знаю, что твоя мораль превосходит мораль других наёмников, а потому предлагаю тебе просто уйти, — сказал он, усевшись на парапет. — В этом мире и так очень мало добрых людей. Я не хочу лишать Староземья ещё одного добряка.

— С чего ты взял, что я добряк?

— Говорю же, я знаю о тебе всё. Однажды, ты спас девочку от изнасилования, а потом эта девочка вступила в ряды Братства, спустя много лет ты спас ещё одну девушку, точнее, эльфийку, которая сейчас целится в меня вон с той крыши, — он кивнул в сторону большого дома, на крутой крыше которого засела Тали с натянутой тетивой. — Я, пожалуй, скажу проще. Ты убиваешь только тех, кто заслуживает смерти, но всегда помогаешь тем, кто от неё бежит.

— И поэтому ты решил меня оставить в живых? Смешно, — но он не смеялся. — Я предложу встречную авантюру — ты сваливаешь, а я поджигаю костёр и полк братства быстро захватывает деревню. Ты живой, и я тоже.

— Видит Игнис, я хотел по-хорошему.

Незнакомец вскинул плащ и, сорвав с пояса ножик, метнул его в Августа, который сделал тоже самое. Ножи ударились друг об друга и отлетели в сторону. Оба прищурились от удивления, а затем обнажили кинжалы, с которым рванули друга на друга. Август попытался вонзить кинжал в брюхо, однако противник вовремя отбил клинок и, нырнув под взмах второй кинжала, рубанул Августа по груди. Адская боль пронзила его тело и на миг он почувствовал слабость, будто бы лезвие соловья было тоже чем-то смазано.

Соловей подался вперёд, чтобы завершить начатое, но Август поступил весьма непредсказуемо. Наёмник запрыгнул на парапет, а с него напрыгнул на противника. Соловей не успел среагировать на такой фокус, потому ему предстояло, почувствовав в своё плече и боку острые клинки. Одновременно с этим, Тали выпустила стрелу, что со свисток пронеслась над деревней и вонзилась в грудь неприятеля. Август вынул кинжалы. Парень был повёрнут к нему спиной и шатался, будто бы уже готов был умереть, но не тут-то было. Соловей сломал древко стрелы и, держась за рану в плече, с обмякшей рукой спрыгнул с башни.

Яд тем временем начал действовать. Тело начало быстро слабеть, ноги неметь, а разум терялся в тумане. Он дополз до коробка, вытащил одну спичку и резким движением зажёг её об бок коробки. Порыв ветра уже хлыстал башню, грозился её повалить, как ветхое дерево в лесу. Холод теперь пронзал его до самых костей, от чего ему становилось особенно тошно. Так или иначе, он всё же кинул спичку в кострище. Да попала в пролитый огненный сок и пламя мгновенно вспыхнуло, да с такой силой, что Август буквально слетел с вершины башни, но успел зацепиться за парапет. Огонь хлестанул его тело, и боль умножилась стократно, но падать он не собирался. Из последних сил он взобрался на парапет и, вытащив из-под плаща мешок с порошком, высыпал всё содержимое в огонь. Пламенный цветок громко зашипел и в следующее мгновение вспыхнул зелёным цветом.

Август, попятившись, упал и облокотился об парапет. Жар огня приятно грел его вытянутые и обмякшие ноги, а холодный ветер хлыстал выглядывающую макушку. Он посмотрел на рану и увидел, как на пол из груди хлыстала кровь. Разум мгновенно помутнел при осознании, сколько он потерял крови. А затем он вырубился.

***

Очнулся Август спустя несколько часов. Солнце уже выглядывало из-за горизонта, багровый свет ложился на долину. Костёр все ещё полыхал зелёным и обжигающе грел вытянутые ноги. Рядом, на корточках, сидела эльфийка с пепельными волосами и аккуратными чертами лица. Глаза сияли бирюзовым, а изначально белая кожа сияла красным от солнца. Снизу, с деревенских улиц, доносились крики, скрежет железа и приказы.