Шрифт:
Я не понимаю, как отец может так поступить с единственной дочерью. Ему плевать, что со мной будет. Ему плевать, что садист Третьяков мог довести если не до могилы, то до психушки точно. Не понимаю, как можно распорядиться жизнью собственного ребенка…вот так. В голове не укладывается, что это происходит со мной, в моей реальности!
Да, мой отец никогда не был образцовым. Его часто не было дома. Он все время пропадал на работе. Говорил, что растит второго ребенка, и он более проблемный, чем я. Папа никогда не читал мне сказок перед сном, не ходил в кино, не учил кататься на велосипеде. Да даже в отпуск на море ездил несколько раз на моей памяти. И то либо спал, либо работал в номере.
Ответ, почему отец продает меня во благо собственной компании, лежит на поверхности.
Он просто меня никогда не любил.
От этого бьющего наотмашь понимания я задыхаюсь. Меня буквально скрючивает пополам и хочется орать от боли. Вот только это, как и лекарства, как и врачи, не поможет.
Сгибаюсь, обнимая себя за коленки, и дышу. Хочется, как в детстве, когда я болела, чтобы мама села рядом и обняла, пока не спадет температура.
Мама!
Вот кто поможет мне! Согреет, выслушает и обязательно убедит отца в том, что он поступает, как варвар.
Подскакиваю на месте и вынимаю телефон из кармана, чтобы вызвать такси. Благо, машина находится сразу и ждать всего две минуты.
Едва переступаю порог дома, торопливо скидываю ботинки, бросаю куртку прямо на пол.
– Мама! Мамочка! – заглядываю в комнаты по пути и буквально врываюсь на кухню.
Мама оборачивается, вытирая руки о передник. Окидывает меня взволнованным взглядом и делает шаг навстречу.
– Дана? Что случилось, дочь? На тебе лица нет!
Кидаюсь маме в объятия, прижимаясь всем телом, и обнимаю изо всех сил.
– Мамочка! Мам..,– меня хватает только на то, чтобы повторять это слово, как молитву во спасение. Вся сотрясаюсь от рыданий, пряча лицо на плече у мамы.
– Да ты вся замерзла! Ледяная! Не хватало, чтобы заболела! Садись, солнышко, буду тебя чаем отпаивать. А потом успокоишься и расскажешь мне в подробностях, что случилось.
Мама аккуратно усаживает меня на кухонный диванчик, и я сразу поджимаю под себя ноги. Я всегда любила сидеть здесь, именно в такой позе. Попивать мамин фирменный чай на травах и секретничать с ней обо всем на свете.
Мама суетится, разливая чай по кружкам. Ставит на стол розетку с вареньем, которое она сама варит по фирменному секретному рецепту, пирог с яблоком и мои любимые шоколадные конфеты.
Ставит кружку передо мной и опускается на стул напротив.
– Пей. Я туда ромашки еще добавила, чтобы ты успокоилась.
Киваю и молча делаю большой и обжигающий глоток. Чувствую, как тепло разливается по желудку, но внутри меня все еще метет февральская вьюга.
– Ты меня напугала, Дана. Что произошло?
На долю секунды мне становится стыдно: мама и вправду выглядит слегка бледной и взволнованной. Наверно, мне стоило взять себя в руки, прежде чем возвращаться домой и заставлять маму нервничать. Но мне так была нужна ее поддержка…
– Папа сошел с ума.
– В каком смысле? – мама округляет глаза и хватается за сердце. – Дана, ты можешь нормально все объяснить?! Ты врываешься домой вся на взводе с бешеными глазами, как будто за тобой кто-то гонится. И бросаешь мне это! Объясни все по порядку!
Набираю воздух в легкие и выпаливаю на одном дыхании, прикрыв глаза. Мне даже вслух произносить страшно такое.
– Папа хочет меня выдать замуж. За человека, которого я не знаю. Потому что у него там какие-то проблемы в бизнесе!
Глава 5
Даниэла
Глубоко и часто дышу, продолжая сидеть с закрытыми глазами.
Но ничего не происходит.
Тишина. И только стрелка настенных часов, что отсчитывает секунды, долбит по нервам.
Распахиваю глаза и наталкиваюсь на внимательный и недоумевающий взгляд мамы.
– Мам, все нормально? Тебе нехорошо?
– Со мной все в порядке. Продолжай.
Теперь уже я хмурюсь, ничего не понимая. Что продолжать? Я сказала недостаточно? Или мама меня не поняла? Тоже в шоке, как и я?
– Что продолжать? Мам, я говорю, папа хочет выдать меня замуж…
На лице мамы не дрогнет ни один мускул. Лишь только бровь изгибается немного в удивлении.
– А в чем проблема?