Он скрылся в спальне, послышался плеск воды.

Я замотала головой, отгоняя наваждение. Щеки по-прежнему пылали, и голова отказывалась соображать. Да что такое, почему от вроде бы обычных слов меня обдает то жаром, то холодом?

Я открыла свой сундучок. Чулки. Полотенце. Свежая сорочка. Платье, пожалуй, можно надеть еще раз, а сорочку, что сейчас на мне, остается только выполоскать и припрятать до тех дней, когда мне понадобится ветошь. Коробочка с запасными булавками. Гребень, шпильки взамен тех, что я порастеряла. Пожалуй, и все.

Я сложила все это стопкой на угол столешницы, собрала юбки, закрывавшие большую часть стола. Воровато оглядевшись, сгребла в горсть украшения, что вытряхнул из моих карманов Блад, взялась за сами карманы — и вздрогнула от смеха.

— А ты не промах! Своего не упустишь, верно?

Он стоял, прислонившись к дверному косяку, и смеялся. А я даже не услышала, как он вышел из спальни.

Я выпрямилась, глядя ему в лицо. Наверное, следовало напомнить капитану, что это мои вещи, которые я не отдала и не подарила ему. Только, кажется, у меня не осталось ничего моего, даже жизни, которую он может забрать так же легко, как золото из моих карманов. А все его слова благодарности — лишь слова. Слово благородного человека дороже золота, но точно так же, как я перестала быть леди, Блад — давно не джентльмен. Изменник. Пират. Убийца.

Впрочем, я теперь тоже убийца, хотя тот, со шрамом, и заслужил смерть.

Блад притянул с пола мой нож для разрезания страниц, лезвие до сих пор покрывала засохшая кровь. Его кровь.

— Думаю, оттого, что золотые безделушки останутся у тебя, ничего не изменится, — сказал он, крутя в руках нож. — Подкупить кого-нибудь не выйдет — я только что предупредил всех, что если ты вдруг исчезнешь с корабля, вахтенного повесят. Неважно, окажемся ли мы в порту или будем в открытом море, как сейчас.

Я обдумала его слова.

— Получается, за мной постоянно будут следить?

— Именно так, — ухмыльнулся он. — Такое сокровище грех упускать. Поэтому можешь носить драгоценности или хранить в сундуке… не имеет значения, они все равно останутся на корабле.

— Твоя щедрость не знает границ, — не удержалась я. Миг спустя уточнила: — Это значит, ты меня не выпустишь?

— Я же обещал. Заплатят — уйдешь. Но до того — дурак бы я был, если бы тебя упустил.

— Не знаю, заплатят ли родители, но Джек — заплатит!

Блад усмехнулся, но спорить не стал. Продолжил разглядывать нож, будто вокруг не было ничего интересней этого покрытого бурым налетом лезвия.

— Как ты убила Фрэнка? Что это за магия?

Отпираться было бесполезно. Уже пробовала, только разозлила своего пленителя.

— Остановила сердце.

— А до того пыталась проделать то же самое со мной? — В его голосе не было гнева, только любопытство.

— Нет.

— Тогда чего добивалась? Проткнуть-то ты пыталась на самом деле.

— Не сообразила от страха, что можно просто остановить сердце, — призналась я. — Создала импульс в межреберных нервах, чтобы отвлечь и получить возможность ударить.

— Не скажу, будто хоть что-то понял. — Блад неторопливо приблизился ко мне, заглянул в глаза. — Поэтому спрошу проще: ты можешь убить меня так же, как убила Фрэнка? Лишь коснувшись?

До сих пор мне казалось, что я поднаторела во всякого рода увертках, да и откровенно лгать мне доводилось не раз. Но сейчас, глядя в эти серьезные серые глаза, я не смогла ни солгать, ни уйти от ответа.

— Могу.

— И я не почувствую магию и не сумею разрушить заклинание?

— Не знаю. Ты почувствовал магию, когда я затягивала твою рану?

Блад покачал головой, по-прежнему пристально глядя мне в глаза.

— Выходит, моя жизнь — в твоих руках, так же как твоя — в моих?

— Выходит, так, — не стала спорить я. — Только кое-кто совсем недавно утверждал…

— Я помню. — Он отступил на шаг. Усмехнулся. — Как печально сознавать, что лишь шкурные интересы заставили тебя спасти мою жизнь.

Я вернула ему усмешку.

— Можно подумать, что-то, кроме финансовых интересов, не позволило тебе отдать меня команде. Бросить псам кость — так ведь ты говоришь. Возможность позабавиться.

Он не ответил, помолчал, словно пытаясь разглядеть что-то в моих глазах. Сунул мне в руки нож и отвернулся.

— Поторопись, пока вода не остыла.

— Сколько у меня времени?

— Сколько угодно.

Подхватив вещи, я шмыгнула в спальню, захлопнула за собой дверь.

Ванна оказалась совсем небольшой — я помещалась в ней лишь полусидя и не смогла бы вытянуться, а Блад, наверное, и вовсе мог лишь сидеть с согнутыми ногами. Но это все же была ванна, настоящая ванна и, опустившись в теплую воду, я тут же выкинула из головы странный разговор. Сползла пониже, погрузившись по шею, закрыла глаза, на какое-то время забыв обо всем, кроме расслабляющего касания воды, наслаждаясь одиночеством и покоем.