Все ли так просто, как мне представляется? Как мне показывают? Может, нет. Слезы сестры Анны могли быть вызваны как благодарностью, так и страхом. Если сестра Шанталь была до болезни матери-настоятельницы кем-то вроде бухгалтера, то, возможно, она знала о многих то, что они не хотели бы… 

Это могло быть причиной того, что меня заперли в погребе? Да, пожалуй. Это повод — устранить ту, кто может причинить неприятности, и тогда это касается уже не только насельниц, но и монахинь. Вот она, вылезла из своей норы и всюду активно сует свой нос, и попробуй ей возрази с ее-то властью. Но как узнать, кто опустил крышку погреба? Так, чтобы не вызвать еще больших, совсем не нужных мне подозрений?

Мне необходимо вернуться к себе и просмотреть еще раз все документы. Те, например, которые я проглядела лишь мельком. Там много записей рукой сестры Шанталь — я не знала свой новый почерк, но понимала, где и что писала она. Узнавала? Сложно находить название тем явлениям, которые были мне в прошлой жизни неизвестными, которых не было в моей прошлой жизни. Попаданка. Надо же. Само слово какое-то… смешное и сказочное. Но сказки и в моем мире не всегда были радостны и смешны.

И вроде бы этот мир прекрасен и дружелюбен. На первый взгляд, если не всматриваться. Мне здесь тепло, уютно и безопасно. И это снова — на первый взгляд. Но если пытаться открыть все двери, которые попадаются на пути, легко запутаться в переходах, так может, не стоит так гнать коней? Узнать сначала хотя бы то, что вызывает особенные вопросы. Светящиеся камни, светящаяся вода. Как я сказала — близость сияющей воды?

И полусном-полуявью возникла картинка: храм, монахини и монахи в праздничных ярко-синих одеждах, высокий старик в тиаре и прозрачном покрывале до плеч. Передо мной открывается резная двустворчатая дверь, я захожу в нее, пара шагов — и меня окутывает мрак, но ненадолго. Секунда, другая, и я различаю слабые искры на стенах, они становятся ярче и четче, и вот уже стены сияют и мне видно практически все. Я иду вперед по светлому коридору, дохожу до провала арки, делаю снова решительный шаг, и по невидимому пока гроту разносится эхо взволнованного дыхания. Мелкие камешки сыпятся из-под ног, шаги мои слышатся громче и громче, и вновь отовсюду исходит сияние — нет, не отовсюду, из единственной галереи на противоположной стороне. Я иду на свет, мне не страшно, все, что я ощущаю — спокойствие и восторг. Радость. И желание пройти этот путь до конца.

«Миракулум», — одними губами произнесла я. Дар видеть Истинный Свет Милосердной. Кому-то было дано больше — дар превращать Свет в волшебство. В огонь, который показывал мне охотник. Маги-мужчины рождаются чаще, но женщины намного могущественнее. Я только вижу Свет, но и это великая честь.

Если это были чувства Шанталь, она ни на секунду не сомневалась, что выдержит испытание, и ждала его? Стать монахиней не так просто? Но видения-осознания кончились. Впрочем, они немного пугали: слишком реалистичный получался сон наяву, так что я была даже рада, что тело Шанталь выдает мне подобные сведения небольшими дозами. Пожалуй, узнай я все сразу, и психика моя могла бы не выдержать.

В одном я могла быть уверена: ни в воде, текущей в погребе, ни в камнях не было ничего опасного для здоровья. Просто камни, напитанные водой. И свечи — конечно, для женщин, которые не видят Истинный Свет. Я постаралась припомнить, было ли в моей комнате такое освещение, но то ли Шанталь привыкла к нему и я поэтому не обратила внимания, то ли для меня и так вчера было много впечатлений.

Увы, но такую воду нельзя было просто так использовать или употреблять при приготовлении пищи… Или можно? Я поднялась. Сестра Аннунциата, пока она еще стоит на ногах, потому что неизвестно, что с ней будет к вечеру, сестра Аннунциата может ответить мне на кое-какие вопросы и так, чтобы не спрашивать потом у себя, с чего это сестре Шанталь понадобилось уточнять для всех очевидное…

Сестра Аннунциата — отличный осведомитель. Узнать бы, что она прихлебывает втихаря, и вытащить из нее всю информацию, но как устроить застолье в монастыре, где царят смирение и воздержание?.. 

Человек предполагает, а обстоятельства требуют от него гибкости. Я должна была закопаться в бумаги, но пришлось вернуться в столовую, где женщины уже заканчивали уборку. Сестра Аннунциата оказалась великолепным организатором, и где-то у нее имелся тот встроенный аппарат принуждения, которым следовало обзавестись и мне. С учетом новой, непривычной мне обстановки и нового, непривычного мне положения. Несмотря ни на что, я ощущала скованность в общении с женщинами, я была порождением иных времен и иных традиций. Зная и представляя себе по монографиям и научным статьям, прочитанным еще во время учебы, что для монахинь и насельниц было по-настоящему ценным, я с огромным трудом сопоставляла эти ценности и с собственным жизненным опытом, и с необходимыми мерами.

Потому что все должно было быть совершенно не так, но не здесь, не сейчас и не в это время.

Стоило признать: прогресс ограничен. Смешно предполагать, что я изменю их образ жизни и мышление по мановению волшебной палочки. Разве в моем мире не существовал конфликт поколений? Ковры как отличное вложение средств, когда замуж, тебе уже двадцать пять, часики тикают, фриланс не работа… Люди наблюдали результаты и упрямо продолжали настаивать на своем. «Социальная слепота», тут же изобрела я термин, который все равно никто уже никогда не употребит.

«Мы здесь все вымыли, а могли бы простоять на коленях в молитве или сгорбившись над тазами». Я обводила женщин взглядом, натыкаясь на встречные враждебность и недоверие, и только качала головой укоризненно: труд усмиряет плоть и гонит дурные мысли.

— Кто из вас знает грамоту? — спросила я и отыскала где-то позади остальных растрепанную Консуэло. Вот кто не унывал и не отлынивал от работы. — Поднимите руку, кто может хотя бы написать свое имя или прочитать его? О Милосердная, достаточно одной руки! Поднимите правую руку!..