Это было крестьянское поле — рожь или другая посевная культура, и, как я поняла, первый урожай уже собирали, потому что повсюду торчали тонкие скошенные стебельки, и только дальше, там, где горел свет, еще стелились под слабым ветром колосья. Брат Грегор увидел нас, выпрямился, потом рассмотрел меня и склонился почтительно. «При крестьянах он чтит монастырский устав», — подумала я.

— Да хранит вас Лучезарная своей милостью, сестра, — поприветствовал он, не обращая внимания на крестьян.

— Осенит и вас благодатью, — ответила я и ловко спрыгнула с лошади. «Где тело», — чуть было не ляпнула я, но вовремя прикусила язык. — Пойдем помолимся о покое несчастного, — предложила я, и брат Грегор сначала нахмурился, но после не слишком охотно кивнул.

Возможно, он решил, что не стоит перечить рвению святой сестры как можно скорее успокоить осиротевшую душу. Он указал мне рукой куда-то в сторону, в гущу колосьев, и оттуда тянуло кровью, а свет — свет сиял чуть в стороне.

— Не самое приятное зрелище, сестра, — предупредил брат, и я только вздохнула. Не самое, может быть, но на местах дорожно-транспортных происшествий мне бывать приходилось. Нечасто, не на особо кровавых, но я готовила себя ко всему.

— Оборотень, — произнес брат Грегор, и я увидела растерзанного мужчину. Человек или зверь сотворил это — не разобрать, и все-таки я подошла ближе.

— Осветите его, — попросила я, — нельзя нам бояться человеческой смерти. Свет — лучшее для молитвы.

Брат спорить не стал. Сестра Шанталь зашептала слова заупокойного песнопения, прикрыв лицо руками, Елена Липницкая смотрела сквозь пальцы — не образно, а как есть.

Как есть? Что я вижу? Рваные раны, потеря крови не такая большая, он умер быстро. Не здесь, его немного проволокли. Есть разница между оборотнем и зверем? Он метил в голову, разодрал лицо. Мне казалось, для зверя нехарактерно…

— Вы смотрели его следы, брат? — негромко спросила я, и брат Грегор, чью молитву я бесцеремонно прервала, уставился на меня с обидой. — Следы. Это человек или зверь?

Одет мужчина небогато. Рубаха, подобие жилетки; одежда разорвана словно надвое, но осталась на теле: помог пояс. Ноги бедняги обуты в грубые башмаки — в один башмак.

— Оборотень, — в который раз повторил брат. — Видите, сестра? У бедняги лицо разодрано. Зверь же всегда хватает за шею.

Я посмотрела, откуда ведут следы крови, прошла чуть в сторону.

— Почему крестьяне считают, что это ведьма?

— Потому что ее сложнее убить? — ухмыльнулся брат Грегор. — Потому что зверя давно могли бы поймать? 

— Потому что легче обвинять то, чего не существует? — я остановилась, дождалась, пока он подойдет. Люди всегда одинаковы. — Мы говорили с вами об этом, так… И все же. Она должна была спуститься с горы… если мы сейчас ведем речь о насельнице. Сегодня… случилось нечто в монастыре, и… отсутствие насельницы бы заметили.

Только одной из них, но я не стала упоминать об этом. Прочие меня не интересовали. Я вернулась к телу, но брат Грегор остался стоять там же, где и стоял.

— Что-то не так? — еле слышно спросила я. Брат переместил свет поближе к себе, но я не видела ничего, что могло бы привлечь внимание. Мятые колосья, кровь… 

— Останьтесь и помолитесь, сестра, я отойду совсем недалеко. Не бойтесь ничего, я успею вас защитить и убить монстра.

Он говорил уверенно — я кивнула и внезапно увидела возле тела отпечаток огромной лапы. Действительно очень большой, возможно, больше волчьей, но мне попадалась информация, что в старину в нашем мире волки были крупнее, и, может быть, здесь тоже встречались единичные особи, пугающие размерами. Брат Грегор присел на корточки, потом поднялся и быстро куда-то пошел, я поморщилась, услышав чей-то крик — кто-то увидел тело, — но все равно вгляделась в след лапы.

Следы для меня — потемки. Я и лису от зайца не отличу. 

Крестьяне стояли поодаль, кого-то выворачивало прямо в колосья. Жюль торчал рядом с отцом и был бледен, но спокоен. 

— В чем отличие ведьмы от обычного зверя? — спросила я неожиданно для самой себя.

В мире, где я прожила много лет и многое повидала, были ведьмы, ясновидящие, астрологи, духовные гуру. На полном серьезе работодатели могли отказать кандидату с «неправильным знаком зодиака». Более умные представители этого жадного до денег племени предпочитали не спорить… хотя бы со мной.

Староста посмотрел на меня так, словно я легкомысленно объявила — мне наплевать, какой Овен человек. Впрочем, надо отдать должное, священники и в том — прежнем — мире не жаловали это все, кто-то говорил — конкуренция, я же считала: вера — это все-таки про себя, про совесть и про аллюзии, а не про то, что виноват кто угодно и что угодно, от даты рождения до коллеги, воткнувшего иглу в трудовой договор.

— В чем отличие ведьмы, терзающей жертву, от зверя? — повторила я свой вопрос и указала на изувеченное тело. — Взгляните сюда и скажите.