Рассмотрение инвентаря тесинских склепов и могильников, а также вещей кладов показывает генетическую связь этих памятников с предшествующими им сарагашенскими. Три основных типа сосудов (баночные, кубковидные и котловидные), наиболее многочисленных в погребениях тесинского этапа, а также оружие (кинжалы и чеканы), за исключением костяных наконечников стрел с расщепленным насадом, орудия труда (ножи, шилья), зеркала и другие предметы являются дальнейшим развитием форм, широко распространенных на предшествующем сарагашенском этапе, а иногда и в более раннее время. Принадлежности же одежды и обуви (пряжки, застежки, нашивные бляшки, кольца), а также украшения (серьги) представлены типами, неизвестными на среднем Енисее в предшествующие тесинскому этапу периоды. Но они находят прямые аналогии в хуннских комплексах Забайкалья II–I вв. до н. э. — начала I в. н. э. (Давыдова А.В., 1985; Миняев С.С., 1988, с. 47, 48). Для последних характерны и костяные наконечники стрел с расщепленным насадом. Круглые железные пряжки с подвижным язычком, многочисленные в тесинских памятниках, в единичных экземплярах известны в прохоровских погребениях Приуралья III–II вв. до н. э. На рубеже и в первых веках нашей эры они становятся ведущей формой пряжек в сарматском мире. Восьмеркообразные железные пряжки с боковым крючком также подобны прохоровским (Мошкова М.Г., 1963, с. 40).

Нет необходимости вносить сколько-нибудь существенные коррективы в уже принятую в литературе дату тесинского этапа, а именно II–I вв. до н. э. (Кызласов Л.Р., 1960, с. 24, 25, 115; Грязнов М.П., 1968, с. 191, 194). Отметим лишь, что могильники Тепсей VII, Уйбат II и Оглахты V по некоторым чертам обряда (появление трупосожжений, преобладание индивидуальных погребений в срубах, разнообразие форм сосудов с преобладанием кубковидных, черешковые ножи и т. п.) отличаются от других тесинских могильников и довольно близки раннеташтыкским грунтовым могилам.

Следует также поставить вопрос о выделении трех склепов (Разлив III; Новосарагашенский; «впускной склеп» Разлива I) в более раннюю хронологическую группу по сравнению с остальными тесинскими склепами и могильниками. Эти три склепа по найденным в них керамике, железным ножам (кольчатому и петельчатому), восьмеркообразным пряжкам с боковым шипом, обломкам бронзовых поясных пластин (пряжки с изображением пары быков и ажурной со стилизованным изображением ветвей дерева) и ложечковидной застежке, несомненно, относятся к тесинскому этапу. Однако находки в них бронзовых уменьшенных кинжалов, чеканов и ножей, близких к сарагашенским, дают основания для попытки разделить тесинские склепы на две хронологические группы в пределах II–I вв. до н. э. — начала I в. н. э.: раннюю, представленную тремя склепами с бронзовыми миниатюрами, и более позднюю, куда, кроме склепов, входят грунтовые могильники и впускные захоронения. Данных для более точной датировки каждой из этих групп в настоящее время недостаточно. С накоплением нового материала по тесинским склепам, вероятно, появится возможность более четко обосновать две хронологические группы погребальных памятников: раннюю с бронзовыми миниатюрами и позднюю — без них. Первые предварительные сообщения о раскопках последних лет на юге Хакасии тесинских склепов и грунтовых могил уже подтверждают положение о возможности выделить две хронологические группы тесинских памятников (Кузьмин Н.Ю., 1987, с. 116).

Широкое распространение на среднем Енисее во II–I вв. до н. э. принадлежностей одежды и украшений, одинаковых с хуннскими, несомненно, связано с созданием и возвышением на рубеже III и II вв. до н. э. в степях северной Монголии и Забайкалья державы хунну и ее экспансией на соседние территории, в частности, в районы Тувы и Минусинской котловины (Кызласов Л.Р., 1960, с. 161–166). Спектральный анализ бронзовых поясных пряжек и других деталей одежды из тесинских грунтовых могильников (Тепсей, Каменка) и склепа Барсучиха I, серии бронзовых изделий из Косогольского и других кладов и из случайных находок в Минусинских степях, а также идентичных им вещей из хуннских памятников Забайкалья указал на местное производство этих вещей на Енисее. Среди них оказалось лишь несколько изделий, сходных по химическому составу с изделиями одного из металлургических центров хунну. Таким образом, бронзовые детали одежды по форме одинаковы с забайкальскими, по составу же аналогичны бронзам традиционных тагарских форм, «которые также встречаются в тесинских комплексах». Енисейские мастера использовали образцы хуннских бронз, изготовленные в Монголии и Забайкалье. Вполне возможно, что их отливали на среднем Енисее «не просто по хуннским образцам, но и для самих хунну, которые держали указанную территорию под своим контролем». С образованием на среднем Енисее таштыкской культуры бронзы этих типов «выходят из употребления и поступают на переплавку, встречаясь только в кладах „литейщиков“ типа Косогольского, где собраны отходы литья и бронзовый лом для переплавки» (Миняев С.С., 1978, с. 26–45; 1979б, с. 162, 163; 1983а, с. 101–103). Все эти факты (в том числе и здание ханьской архитектуры, рассматриваемое некоторыми исследователями как дом для хуннского наместника на Енисее) в сочетании с отрывочными сведениями письменных источников разрешают предположить какую-то форму зависимости населения Минусинских степей от хунну. Кроме того, видимо, с опасностью, которую несли хунну обитателям Минусинских степей, связано появление в это время укрепленных поселений, окруженных земляными валами и рвами. Они рассматриваются исследователями как временные убежища населения, жившего поселками иного типа, облик которых известен нам по изображениям на Малой и Большой Боярских писаницах.

Основой хозяйства населения тесинского этапа оставались, как и прежде, яйлажное скотоводство и мотыжное земледелие, что нашло отражение в погребальных обрядах. В частности, распространение обычая консервации трупов для длительного их хранения было, как предполагает М.П. Грязнов, следствием существования яйлажной системы хозяйства и обусловленного этим полукочевого образа жизни. Такой обычай мог зародиться лишь в тех случаях, когда день смерти и день похорон отделялись друг от друга длительным промежутком времени. Он указывает на систему хозяйства, вынуждающую родичей в течение долгого времени находиться вдали от своего родового кладбища. Природные условия Минусинских степей наиболее пригодны для развития яйлажного скотоводства. О его большой роли в хозяйстве тесинских племен свидетельствует обычай похоронных тризн, предшествовавших погребению умершего в склеп или могилу. В жертву ему приносили животное, чаще всего овцу, мясо которой съедали, а шкуру с оставленными в ней черепом и костями нижнего отдела ног укладывали вместе с покойником.

Погребальные памятники не содержат прямых свидетельств о земледелии тесинских племен. Однако около одного из укрепленных городищ близ с. Троицкое обнаружен оросительный канал, выходящий из старицы р. Тесь и выводящий в степь воду. Значительным дополнением к скотоводству и земледелию была охота, о чем свидетельствуют находки большого количества костяных наконечников стрел и изделий из рога, а также выполненных в бронзе стилизованных изображений животных.

Особое место среди тесинских древностей занимают ажурные поясные пластины с изображением пары противостоящих быков, коней или верблюдов, либо со сценами борьбы реальных или фантастических животных. По мнению М.П. Грязнова, эти сюжеты, чрезвычайно популярные в изобразительном искусстве ранних кочевников гуннского времени Южной Сибири, следует рассматривать как сюжеты древнего героического эпоса. Описание поединка коней-богатырей в некоторых алтайских и монголо-ойротских поэмах полностью соответствует стандартному каноническому образу борьбы двух коней на тесинских поясных пластинах (Грязнов М.П., 1961, с. 15–17). Исследователь считает, что изображение двух пар извивающихся змей, борьба дракона с тигром и другие сюжеты, встречающиеся на пластинах, частично могут быть иллюстрациями древнего героического эпоса, частично иметь мифологическое содержание (Grjaznow M., 1970. s. 241). Некоторые из них известны во многих экземплярах, почти совершенно идентичных в Минусинской котловине, Забайкалье и Ордосе. Вопрос об их происхождении еще не решен. По мнению А.И. Мартынова (1969) и М.А. Дэвлет (1980б), ажурные поясные пластины, впервые появившиеся и получившие широкое распространение на среднем Енисее во II–I вв. до н. э., отливались местными сибирскими мастерами по полученным от хунну образцам. М.А. Дэвлет считает, что прототипов этим пластинам в памятниках собственно тагарской культуры мы найти не можем, «генетически они не связаны с тагарским звериным стилем» (Дэвлет М.А., 1980б, с. 18–20). Предполагается, что эти пластины «механически копировались и воспроизводились как на Енисее, так и далеко на востоке» (Grjaznow М., 1970, s. 241). Характерная черта искусства племен II–I вв. до н. э. — «развитие традиций старого тагарского искусства и появление новых сюжетов, связанных с культурой хунну и лесных племен Западной Сибири». На среднем Енисее «появляются изображения лошади, не характерные ранее для тагарского искусства» (Мартынов А.И., 1979, с. 130).

Таким образом, тесинский этап в развитии культуры племен среднего Енисея следует рассматривать как длительный переход от тагарской культуры к таштыкской. Этот процесс шел довольно сложным путем, что и нашло отражение в разнообразии типов погребальных памятников, которое мы наблюдаем на тесинском переходном этапе. Различные по погребальному обряду кладбища — традиционные одиночные курганы-склепы и могилы, либо составляющие отдельные грунтовые могильники, либо устроенные внутри оград и могил более древних эпох, — отражают сложность социальной структуры общества того времени и, вероятно, его этническую неоднородность. Б результате сравнительного анализа антропологического материала тесинских и таштыкских могильников среднего Енисея сделан следующий предварительный вывод: на тесинском этапе «имеет место приток слабо монголизированного на селения, а в таштыкское время оно начинает растворяться в местном населении». Как отмечено, в тесинском могильнике Каменка V захоронены люди, занимавшие более высокое социальное положение, чем погребенные в расположенном рядом таком же могильнике Каменка III. Анализируя материалы этих могильников, И.И. Гохман пришел к заключению, что в Каменке V прослеживаются антропологические особенности еще классического тагарского населения и что на тесинском этапе потомки тагарцев занимали в этой общине привилегированное положение (Алексеев В.П., Гохман И.И., Тумэн Д., 1987, с. 233, 234).

В свете изложенного тесинский этап на среднем Енисее предстает сегодня как самостоятельная и сложная по существу происходящих в этот период процессов эпоха, отразившая, видимо, первое проникновение каких-то новых этнических элементов в среду тагарского населения Минусинских степей.

Первые раскопки погребальных сооружений культуры связаны с именем сибирского археолога-любители А.В. Адрианова, который провел их в 1883 г. на о-ве Тагарском (ныне часть г. Минусинск), в 1898–1899 гг. — под Абаканской управой (совр. г. Абакан) и в 1908 г. — в логу горы Оглахты, в 40 км к северу от г. Абакан. Особенную известность приобрели последние раскопки, так как в могильнике оказалось три хорошо сохранившихся сруба, содержавших человеческие мумии, человекоподобные чучела, сшитые из кожи и набитые травой, гипсовые лицевые маски, берестяные головные уборы, обшитые шелком, деревянную посуду и модели оружия, а также остатки кожаных и меховых одежд. Большое значение могильника для изучения таштыкской культуры сохраняется до сих пор. Кроме А.В. Адрианова, в те же годы (1888 г.) две погребальные камеры под Минусинском были раскопаны ссыльным народовольцем Д.А. Клеменцем.