Тут я уловил за дверью какой – то шорох, чей – то сдержанный, глухой кашель: явно, что они подслушивали нас. Ну, да черт с ними! Старуха повернулась снова ко мне и, оскалив в «улыбке» свои гнилые зубы, как – то неприятно, я бы даже сказал – «жадно», посмотрела на меня, попросила:

– Садись – ка, Боренька, поближе, не чурайся меня… Я ведь знаю мысли – то. Садись, садись…

Я послушно придвинулся к ней, уловил носом гнилостный запах изо рта, но пришлось терпеть.

– А скажу тебе, милок, что ты пришел… пришел душу мою грешну облегчить. Плохо грех – то в душе держать, тяжало. Вот ты и спасешь, подможешь мне в етом. А за добро твое, Боренька, хочу перед смертью ящик тебе передать с добром. Вот так – то. Достань – ка его у меня под подушкой… Возьми – ка.

Я не хотел ничего доставать у нее под подушкой, но старуха так властно и жестко посмотрела на меня, что невольно потянулся, сунул руку под голову, вытащил тяжелый ящичек с маленьким замком.

– Ключик – то, однако, выбросила, – глухо сказала она. – Но ты и так откроешь, ковырнешь там дома чем – нибудь. – Она облегченно вздохнула, промолвила: – Ну, вот и все, Боренька, все… Прощай! Однако, не свидемся боле: чуствую, что близко уже… Дай только руку… Руку, говорю!

Я с необъяснимым страхом протянул ей правую руку, и она жадно схватила кисть своими холодными цепкими пальцами и с трудом, с хрипом выдавила из горла слова:

– Ихню… кровь… передаю… Шо-о!.. А золото твое! Бери!

Я с омерзением, инстинктивно вырвал руку и весь в холодном поту резко поднялся и, не попрощавшись, быстро выскочил из полутемной старухиной комнаты.

Арнольд с Ольгой еле успели отскочить от двери, потом, оправившись от шока, молча уставились на меня. В их глазах я прочел любопытство и страх. Я опустился на стул, и горло будто сдавило чем – то – не мог ничего сказать, только слюни комками глотал. Казалось, что в меня что – то вселилось, что – то тяжелое и гадкое. Какая – то черная слизь заполнила мой желудок и сердце… Фу!

Тут Ольга осторожно подошла ко мне и что – то тихо спросила, но я не расслышал, понял только одно слово – «ящик».

Да, я все еще продолжал держать в руках этот старухин ящик и вдруг, сам не понимая почему, бросил его на стол, будто там лежала взрывчатка какая. Ну его к черту!

– Может, посмотрим… это? – вкрадчиво спросил Арнольд.

– Как хотите, – ответил я, вытирая платком пот со лба. – Елки – моталки!

– А ключ?

– Какой ключ? – не понял я.

– От ящика ключ у тебя?

– Нету… нету ключа, – махнул я рукой. – Так можно…

Арнольд хмыкнул, вытащил из кармана блестящий перочинный ножик и ловко вскрыл замок. На скатерть высыпались из ящика разные блестящие золотые штучки: кольца, серьги, браслеты, монеты царской чеканки… Последних было много, штук эдак двадцать с лишним.

– Имперские! – загорелись глаза Арнольда. – Высшая проба!

– Ой, сколько зо… золота тут! – шепотом выдохнула Ольга. – Господи, да она… Боже мой!

Но я всегда был равнодушен к подобным блестящим вещам, и золото для меня было не лучше любого другого металла – меди или мельхиора. А может я, по дурости своей, не разбирался в них? Ну, допустим, золото, золото это, а дальше – то что? Мишура да и только!

– И откуда столько добра у нее? – спросил я у Ольги.

– Предки мои, Крыловы, были богатые люди, – произнесла она не без гордости. – Может быть…

– Но ведь добро купцов Крыловых не нашли, – вставил Арнольд. – Считалось, что Иннокентий Крылов, тесть Агриппины Тарасовны, спрятал свои драгоценности от красных где – то в тайге, около Мачи, возможно. К тому ж его расстреляли. И золото исчезло.

– Тут на кольце, я вижу, какие – то буквы… – обратила внимание Ольга, роясь в драгоценностях. – Смотрите! Буквы «И» и «К»! И чаша какая – то выбита… Интересно.

– Дай – ка сюда, – взял кольцо Арнольд. – Это монограмма! Его, старика, монограмма… инициалы владельца – Иннокентий Крылов! А чаша – это фирменный знак купцов Крыловых! Да, да… Я знаю!

– Да, я тоже вспомнила сейчас про чашу… – радостно засмеялась Ольга. – Мне мама рассказывала… Да!

– Ну, вот и разгадка тайны купцов Крыловых, – развел руками Арнольд. – В ящике фамильное золото!

«Значит, Макар… это он старика на Патоме убил! – догадался я, вспомнив слова старухи. – Ну и дела!»

Тут Ольга как – то странно посмотрела на меня, отвернулась. Арнольд, кривя губы, холодно произнес:

– Ну, Борис, теперь Вы самый богатый человек в Якутске. За такое золото можно теперь достать все. А если втихаря продать – большие деньги!

– Мне не нужно никакого золота, – решительно произнес я. – Возьмите это. Оно ваше.

– Но, простите, – нервно погладил переносицу Арнольд, – золото завещено бабушкой Вам – оно Ваше! Не так ли?

– Нет, это не так, – отказался я.

Не мог я забрать ящик с собой: как – никак бабушка была ихняя – кровь родная, а я к ней, извиняюсь, никакого отношения, тем более родственных, уже не имел. Чужой я, посторонний, фактически, человек. Сами пусть разбираются!