— Да!!! — хором ответили мы.

Переодевшись, мы собрались на стадионе всей толпой в тридцать человек, размялись, порастягивались, а потом Шпала снова забрал вратарей тренироваться отдельно: меня, Рашида Юсупова и Кирилла Кониченко.

И начался ад. Наш персональный с Рашем и Конем ад, где Сатаной Люциферовичем выступал Шпала Глидыч, падла, да еще и посмеивался, нехороший человек. Хорошо хоть я после вчерашнего самоистязания за ночь восстановил и укрепил все поврежденные ткани и мышечные волокна.

Когда выполняли выпрыгивания, я особо не выделялся, но когда начались падения, Шпала постоянно меня поправлял. Поначалу он старался быть тактичным, но позже все упражнение свелось к комментированию моих ошибок:

— Твою мать! Что за ноги?! Колени согнуты! Не распрямлять, б…ть, колени! Что ты валишься, как тюфяк, на пузо? А теперь — как бревно! Так ты себе ребра переломаешь. Смотри на Кониченко: не плашмя! Голень, бедро, бок и лишь потом руки! Перекатом, б…ть! Да не на руки… Мать моя женщина!

Стиснув зубы, я падал снова и снова, выпростав руки, ощущая, как бедро превращается в отбивную. Но это ничего. Главное — запомнить, потом вечером еще прогоню на матах.

С упражнениями закончили, перешли к практике, и я понял, что вчера — это была не тренировка, так, тест-драйв. Мы становились на ворота, сменяя друг друга: Конь, Раш, потом я. Тренер коротко напоминал, что и как делать, потом я смотрел, как делает Конь и Юсупов, и мне казалось, все просто: прыгнуть вбок, схватить мяч обеими руками, притянуть к животу.

Но когда пришла моя очередь, тело отказалось слушаться, и я все делал не так — криво и деревянно. Да кедров Буратино и то лучше бы справился! Материл себя, заставлял собраться, но понимал, что эти движения нужно довести до автоматизма, и так сразу не получится, будь я хоть трижды одаренным

Голос Шпалы, комментирующий мои ошибки, звучал, как плеть. Но не тормозил — подстегивал. Я сжал зубы и повторял снова и снова. Бил Шпала в полную силу, и вскоре заныли запястья, и отбивать мяч я принялся излюбленным способом — кулаком, но при этом то распрямлял колени, то передвигался не пружиня, а «навалив в штаны». Стоило сосредоточиться на руках, и ноги начинали жить своей жизнью. И наоборот.

Тренировка длилась два с половиной часа и, когда все разошлись на обед, я остался, доковылял до матов, сел передохнуть и вдруг понял, что тупо не могу встать. Болят отбитые бедра и бока, подгибаются колени, ноют запястья.

Нам сегодня еще предстоял кросс, и я понимал, что если не отдохну сейчас, то просто сдохну. А после кросса — опять круговой турнир. Правда, сегодня стиральные машинки уже заработали, и никого обстирывать не придется, но позориться на поле не хотелось.

Оглядев опустевшее поле, я попытался встать и с первого раза не смог — ноги не держали. Это не дело. Значит, сперва — перекусить, потом — оживить «солнышко» и подлечиться. Но на это расходуется бешеное количество энергии, потому придется немного поспать.

В столовой я быстро оприходовал суп, рыбу с рисом, посмотрел на часы. Пробежка у нас через час. Значит, есть полчаса на сон, и я отправился в комнату, где обнаружил какого-то взвинченного Клыкова. Он сидел, глядя перед собой, щеки его алели.

— Наушники сперли, прикинь? — пожаловался он, шумно рухнул на кровать и вперился в телефон. — Крутые были. Беспроводные.

Он был так расстроен, что хотел убить вора. Как если бы у него украли что-то важное, фамильную драгоценность, например.

— Это батин подарок. Последний батин подарок! — уточнил Рома дрогнувшим голосом. — Вечером купил их мне, потом в шахту пошел, и…

— Давно? — спросил я.

— В мае прошлого года. Мы после этого в Москву переехали.

Стало жаль этого парня из простой рабочей семьи, и я дал себе слово попытаться поймать вора. Не прямо сейчас, конечно. Когда выпадет удобный случай.

У меня воровать было нечего, телефон я сдавал Кире, потому я не стал проверять свои вещи, выставил будильник на полвторого и закрыл глаза. Мысленным взором потянулся к солнечному сплетению, попытался нащупать внутренний огонь. Не получилось. Попробовал еще раз — безрезультатно. Зато буквально виделось, как в меня летит мяч: прямо, сбоку, в ноги, привычный футбольный, теннисный, опять футбольный. Это если ведь день собирать грибы, они потом мельтешат перед закрытыми глазами.

Если не получится подлатать себя, сегодня я не боец и не игрок. В прошлые разы внутренняя энергия просыпалась, когда возникала угроза жизни или был сильный эмоциональный всплеск, ощущение несправедливости, и я принялся себя накручивать.

На кой черт я сунулся сразу в высшую лигу? Думал, на волевых выеду? А ни фига! И теперь ты, Саня, самый позорный вратарь, которого видел Шпала! Ты вспомни, как он глаза закатывал, да ему стыдно на тебя смотреть было!

— Нерушимый, ну что ты такой… ржавый! Никакой пластичности! …в штаны навалил! — его голос звучал, как удары плетью. — Мешок с говном! Полено!