— Приставной шаг! Челночный бег! Бег спиной вперед! Ускорились! Еще! Еще! Перешли на бег трусцой!

И так восемь повторов. Пот застилал глаза, сердце выскакивало, перед глазами мельтешили мушки, но я не сдавался. Было так тяжело, что, сосредоточенный на себе, я не заметил, как мы достигли города и побежали вдоль трамвайных путей. Когда затошнило и перед глазами начало темнеть, вдруг пробудилась внутренняя энергия, задышалось легко и свободно, словно впрыснули порцию адреналина прямо в сердце.

Я поглядывал на Погосяна, он хрипел, сипел, обливался потом, но держался.

Первым с дистанции сошел Дрозд. Потом — плотный парень из команды запасных. До центра города дотянули двадцать три человека. Если бы не запредельная нагрузка Саныча, эти десять километров мы преодолели бы без труда.

— Остановка! — распорядился Киря, паркуя гольф-кар возле массивного здания морпорта. — У вас час на то, чтобы осмотреться, и — назад. Подыхайлы, — Киря бросил мяч Дрозду, — кто не добежал, айда на песочек пасы отрабатывать. Отдых вы не заслужили.

Сан Саныч легкой трусцой двинулся вдоль набережной. Не трусцой — скорее быстрым шагом. Мы потянулись за ним. После того темпа, что мы держали, эта пробежка казалась прогулкой черепашьим шагом, и мы успевали вертеть головами, рассматривая окрестности.

Накануне я прочитал, что в Евпатории две набережных, но на какой из них мы оказались, понять пока было трудно. Поднялся ветер, заиграл натянутыми канатами мачт яхт, стоящих у пирсов, и они затрепетали, засвистели протяжно и тонко.

Мы бежали по плитке под мрамор, глядя на покачивающихся на волнах лебедей, ожиревших от постоянной кормежки хлебом, и пронырливых черных лысух.

Судя по тому, что вместо песка и пляжей тут были бетонные ступеньки, это набережная Терешковой. Да, точно, вот один храм, дальше должны быть синагога, мечеть, еще один храм. И как это все уживалось на одном квадратном километре?

— Самое интересное… там! — Мика махнул рукой на трехэтажные старинные дома, он еще не восстановил дыхание и постоянно прерывался, чтобы хлебнуть воздуха. — Там типа… караимский городок. И там люди прям живут! Мы тут… отдыхали. Ели в… караимскую еду.

— Кто заработает выходной — съездит сюда на экскурсию! — крикнул Саныч, не поворачиваясь.

И мы потрусили дальше, туда, где заканчивались старинные застройки и между морем и лиманом, усеянном лебедями, тянулась узкая прибрежная полоса.

Но до песка, где так хотелось оставить отпечатки своих подошв, мы не добрались. Развернулись на конечной остановке троллейбуса и назад пошли пешком, причем через магазин, где Саныч разрешил нам купить и съесть шоколадки — силы восстановить. Погосян пооблизывался на сладости, но взял себе только пол-литровый треугольник молока. Видимо, он принял критику и решил всерьез на себя взяться.

Парень немного успокоился и стал вести себя обычно — болтать без умолку. Рассказал, как летом он тут нырял и поймал трех крабов, а еще осетра видел прямо в море, но не догнал. А потом снял девчонок, сразу двух, и зажег с ними на дискотеке…

— Поласкун, короче, — заключил Жека и заржал.

Мика покосился на него. Ему хотелось огрызнуться, но он смолчал.

На обратном пути во время кросса с дистанции сошли одиннадцать человек, включая Мику и Дрозда. Остальные ветераны кряхтели, пыхтели, но держались.

А когда мы наконец добрались до спорткомплекса, я хотел упасть прямо на асфальт, но уперся руками в бедра, жадно хлебая воздух открытым ртом. Мышцы ног дрожали, пот лил градом, перед глазами расходились цветные круги. Победа! Хоть микроскопическая — но победа. Маленький шаг к цели.

Кто-то сел на асфальт, кто-то встал на четвереньки. Одному Микробу было хоть бы что, казалось, он даже не вспотел и дышал ровно. Вот выносливость у человека!

Виктор Иванович мать его Кирюхин довольно оглядел нас, почесал подбородок и заявил:

— Ну что ж, размялись, теперь можно и в футбол поиграть. Построились!

Ветром донесло коллективный стон, в котором послышалось отчетливое: «Б..я!»

— Вам же ясно сказали: мест нет, — вздохнул дворецкий.

Свободные столики, скучающие в компании пустых тарелок, говорили о другом.

За спиной дворецкого появился мордатый коротко стриженный охранник в таком же черном пиджаке и с галстуком-бабочкой, скользнул взглядом по мне, Клыкову, Погосяну, Жеке с Игнатом и остановил его на Микробе.