Шрифт:
Старуха повернулась, уставилась ему в глаза янтарными глазами – один зрачок то сужался, то расширялся, ему пришло на ум, что так, по словам астрономов, сужается и расширяется Вселенная.
– В общем, так, – сказал Виктор Антонович, переборов оторопь. – Нет документов – поедешь в дом престарелых. Будешь жить на всём готовом – еда, постель, тепло. Ясно тебе? К понедельнику собирай вещи.
Старуха вдруг скрутила из корявых пальцев дулю и сунула под нос бизнесмену.
– Ах, старая ведьма! Не хочешь ехать – в мешке отвезут. Мне в парке не нужна антисанитария.
Он выпустил её костлявую руку, брезгливо вытер ладонь о полу пиджака и пошёл ломиться сквозь кустарник на звуки танцевальных шлягеров. Музыка неуловимо менялась, в неё вплеталось всё больше шуршащих, потрескивающих нот, щелчков и треска. Он стал спускаться в лощину, полную тумана, словно чаша с молоком. Откуда-то слышалось тихое шипение и посвистывание. Что-то скользнуло по щиколотке. Виктор Антонович глянул вниз и обомлел – лощина была полна змей, медленно, томно сплетающихся в огромный клубок. Он стоял на краю клубка, а вокруг ползали бесчисленные гады.
На Воздвиженье все змеи в лесу собираются в одно место и празднуют свадьбу. Горе тому, кто помешает.
Глава третья. Цветочный чай
На шестах красовались несколько звериных черепов и два человеческих. Лесник мелко перекрестился, прячась за еловую ветку, и только тогда вышел на поляну.
Старуха плясала. Босая, по засыпанной первым снегом траве. В абсолютной тишине. Она то бежала по кругу, вращаясь, то делала прыжок в сторону, хищно растопыривая тонкие руки в обтрёпанных рукавах. В движениях чувствовался ритм. Похоже, в косматой голове хозяйки звучала слышная только ей одной мелодия. Вдруг она словно из-под земли выросла напротив лесника. Прямо на него смотрели оранжевые дикие глаза. Он сорвал с плеча ружьё, наставил:
– Дарья Макаровна, отойди ради Бога.
Старуха, ощерившись, выбросила вперёд руки, дуло ружья упиралось ей в грудь.
– Анна Климовна, опомнись. Белены объелась?
Она выдохнула, опустила руки, отвела взгляд, будто одеревенела.
– Лес унаследовал мальчишка какой-то.
Старуха хмыкнула.
– Охранник говорит: рубить не будет. Вообще ничего делать не будет. Раздолбай. Вроде, художник. Рисует, то есть. Малюет. Картинки пишет. – Он помахал рукой, словно красил забор. Старуха снова хмыкнула. Долгие годы общения с ней научили лесника, что некоторые слова она не понимает, и тогда он старался подобрать похожие по значению.
Старуха снисходительно ухмыльнулась.
– Вот и я о чём. Что Бог не делает, всё к лучшему. Наконец-то никто не будет зверьё распугивать. Да и, признаться, мужики с нашего села давно меня упрекают, что не пускаю их рыбачить на озеро, а баб ихних за ягодами. Им же не объяснишь, что теперь, как до революции, баре завелись. Художники – народ не жадный, душевный. Правильно я думаю? Говорят, правда, что к пьянству они склонны, но это на Руси не порок. Так?
Старуха отвернулась и вдруг через всю поляну прыгнула в чащу, еловые ветки качнулись и замерли. Лесник знал, что хозяйка устраивает пляски перед охотой, и поспешно ретировался – вдруг окаянная в азарте перепутает с дичью? Однажды застал её неподалёку – старуха, стоя на коленях над убитым кабаном, руками вырывала внутренности, воздевала их к небу. Залитая кровью, что-то выла, раскачиваясь, словно одержимая. Лесник бежал без оглядки до села и успокоился только после бутылки первача.
* * *
Новый хозяин приходился Виктору Антоновичу племянником. Звали его Иваном. Парень лет двадцати пяти, высокий, худой, волосы кудрявые, лицо симпатичное, но уж больно печальное. Лесник и к нему пришёл, спросил о зарплате. Парень сказал, что всё останется по-прежнему. В зале стоял мольберт, стол с красками, к стене прислонены чистые холсты. Готовых картин лесник не заметил.
– Нет вдохновения. Творческий кризис. – Уныло сказал молодой человек.
– А вы погуляйте по лесу, у нас виды красивые, вот хотя бы у озера, – радушно предложил лесник. Признаться, ему показалось интересным – выживет ли барчук после знакомства со старухой? Но через минуту лесник устыдился своего жестокого любопытства, и стал отговаривать, пугая тем, что в лесу полно волков.
– Они же умные звери, без причины не тронут. – Легкомысленно заявил художник.
– Хорошо. Правду скажу. – Решился лесник. – В лесу живёт старушка, и поговаривают, что она ведьма.
– Вот это да! Непременно познакомлюсь. – Оживился Иван.
– И думать забудьте!
– Почему? Она, наверное, знает много по истории края.
– Разве что края света. – Раздраженно сказал лесник. – Она туда многих спихнула, за тот край. Немая к тому же.
– И как она выживает? Может быть, чем-то помочь ей? Обязательно узнаю.
– Вбили себе в голову чёрт знает что, извините. – Раздраженно махнул рукой лесник, и ушёл от фантазёра в твёрдой уверенности, что тот на днях исчезнет, как два его дядьки.
* * *
Старуха поставила в угол метлу. Шаркая валенками, подошла к печи, вытащила чёрного кота, гревшегося в золе, посадила на пол. Кота когда-то принёс в лес и выкинул местный житель – видимо, пушистый проныра повадился есть цыплят и от него избавились. Хозяйка сунула в печь горсть сухих листьев, пучок щепок, сверху положила пару поленьев. Взяла два камня и, ударив друг о друга, высекла огонь. В дверь постучали. Она пожала плечами, открыла – на пороге стоял кудрявый молодец лет двадцати с простоватым лицом, волосы давно не стрижены, за спиной красная котомка. Старуха зашипела. Кот тоже. Она привыкла, что вызывают долго и церемонно, а не ломятся в избу.