Шрифт:
Было еще темно. Сумрачная остановка заполонялась мрачными мужчинами и сонными женщинами. Кое-где поблескивали огоньки сигарет. И у самого края стояла до боли знакомая фигура в огромной пушистой шапке. Я развернулся и спрятался за киоском, пока меня не заметили.
К счастью, уже в октябре я устроился санитаром в Полоцкую больницу. Стал часто оставаться на дежурства, на ночь, а уже оттуда бежать на занятия. Пару раз к дверям училища меня с шиком и скрипом тормозов подвозила районная скорая помощь. Мы еще встречались с Тамарой Ивановной на занятиях, но это было уже не то. Яркость впечатлений быстро погасла. Кроме того, на место Валечки, Маши и Лены заступили медсестры хирургического отделения – Юля, Танечка и Наташа. А им было уже двадцать лет! Взрослые и умудренные опытом, они быстро взяли меня в оборот.
В зимнюю сессию мы сдали анатомию и с Тамарой Ивановной больше не встречались.
Сейчас мне за сорок.
И я иногда думаю – ну какие же мы все были тогда глупые, стеснительные и зажатые.
Ведь из-за такой, в сущности, чепухи переживали.
Ничего святого
Врачи тоже люди. Они спят, едят, болеют. Иногда даже злятся, страдают и выходят из себя. Иногда совершают поступки, за которые им потом стыдно. Среди них бывают хамы, невежды, алкоголики и святые. Я знаю как минимум одного врача общей практики, которого можно назвать святым, но он, к сожалению, умер примерно четыреста лет назад.
Ивана Сергеевича, врача одного известного в стране онкологического центра, я знаю лет десять. Мой бывший сослуживец Володя, с которым мы вместе когда-то месили грязь белорусских полигонов, после первого контракта ушел на гражданку, стал там врачом-онкологом, а Иван Сергеевич был у Володи заведующим отделением.
Приехал я как-то к приятелю за очередным пакетом историй, сидели мы в ординаторской, пили кофе, я записывал. Иван Сергеевич подсел, добавил какую-то свою историю, предложил печеньки, которые его жена напекла. Так и познакомились.
Милейший человек. Исключительно вежливый, внимательный. Из той породы врачей, которую принято называть старой или советской закалкой, хоть к тому времени, когда Иван Сергеевич окончил медицинский вуз, страны Советов не существовало. Каждый раз при встрече он неизменно желает:
– Вы, если что, обращайтесь. Но не дай Бог придется.
Учитывая специфику его работы, действительно, не дай Бог.
А потом я на пару лет выпал из этого знакомства. Бывает так, закрутишься, дела навалятся. Новые должности, новые заботы. Нет времени на старых приятелей. А у них тоже работы по горло. На Новый год или день рождения прилетит скупая эсэмэска, или в «ВК» свалится картинка с букетом и бутылкой коньяка. Мол, помним, любим. Но некогда.
Встретимся потом. На пенсии.
А недавно звонит Володя, и голос у него взволнованный:
– Слушай, у тебя же были какие-то знакомые из органов!
– Не были, а есть, – осторожно отвечаю я.
А сам уже представляю, что Володя кого-то пристукнул, и мне сейчас искать лопату, ехать в лес и помогать ему труп прятать. А на улице, между прочим, дождь идет.
– Надо помочь Ивана Сергеевича вытащить. Его в милицию забрали.
До августа 2020-го в Беларуси еще была иллюзия, что наша милиция нас бережет.
– Что-то серьезное?
– Я точно не знаю, я не силен в этих казенных формулировках. Но кажется, нанесение легких телесных повреждений и хулиганство.
Я вспомнил седого, полного Ивана Сергеевича, неизменно вежливого и тихого, исключительно воспитанного человека. И удивился еще сильнее.
– А чего он нахулиганил? Кому нанес телесные повреждения?
– Тут целый триллер, – вздохнул Володя. – Года полтора назад попала к нам в отделение девочка. Ну ты знаешь нашу специфику. Так вот, полный набор. Химиотерапия, облучение, пересадка. Уже все попробовали. Тянули ребенка как могли. Детские кое-как отмучили лет пять. Передали нам по возрасту, чтоб мы мучить начали. И досталась она как раз Ивану Сергеевичу. Исключительно мужественный человечек. Сама зеленая вся, руки капельницами исколоты, а нам улыбается, благодарит каждый день за нашу работу. Ты же знаешь, нам нельзя с пациентами налаживать эмоциональные связи. Они у нас нередко умирают, так что стараемся держаться подальше. А эта девочка прямо всех покорила. Мы в доску разбились, чтоб ее спасти. И вроде бы стало получаться. Вышли на стабильное состояние, потом пошла на поправку. Потом внезапное ухудшение. И после новых обследований мы руками развели. Спасти ее могла только операция в одной заграничной клинике. А стоит эта операция как две квартиры в столице.
Родители девочки тоже молодцы. Тут же бросились на все специализированные сайты, телевидение, радио. Подключили всех, кого можно, набрали кредитов в банках, продали все. Наскребли на операцию. Ты, наверное, в Интернете видел проекты по сбору денег. Так вот, и тут такое было. Собрали. И недели две назад наша пациентка улетела в Германию.
А два дня назад у нас умерла другая пациентка, за жизнь которой мы долго боролись. Ехали вечером домой в паскуднейшем настроении. Иван Сергеевич высадил меня у метро, а сам заехал на парковку торгового центра. Говорил, что нужно продуктов на ужин прикупить. Дальше мне свидетели рассказывали.
Только Иван Сергеевич из машины вышел, как к нему тут же подскочила плохо одетая дама с распечатками в руках. И, показывая эти распечатки, принялась клянчить деньги на лечение ребенка. Глянул Иван Сергеевич на листки, а там портрет той самой девочки, которую мы в зарубежную клинику отправили. А попрошайка ноет, жалуется на жизнь, на то, что у нее дочь умирает.
И вот тут у Ивана Сергеевича, что называется, забрало упало. Свидетели говорят, что он сгреб эти листки, собрал их в кулак и принялся дамочку за волосы таскать и листками в лицо тыкать. Тут же подлетели мрачные типы, которые, как оказывается, охраняли попрошайку. Но Ивана Сергеевича было уже не остановить. Он принялся бить типов. В него словно бес вселился. Подобрал какую-то железяку, гонял этих бандюганов по всей парковке. Свидетели вызвали милицию, и нашего Ивана Сергеевича повязали.