«Эх, Товарищ Тюльпанов, чем же тебе помочь? Закрыть глаза на преступление? Но разве на фальшивую монету обретешь счастье?»

Евгений Павлович снял телефонную трубку.

— Адресное? Розыск запрашивал адресок... Да, Шурин, бывший Щеранский. Записываю... Тридцать четыре года, жена Раиса Львовна, двадцать девять лет, заведующая парикмахерской. Место жительства: Матросова, двенадцать, квартира двенадцать. — Он протянул Ивану Ивановичу свою запись: — Если Тюльпанова вместе с Шуриным были в половине шестого на продбазе, то участие гражданки Анны в ограблении придется поставить под вопрос.

— Но Марина опознала всю бородатую троицу, — сказал Иван Иванович.

— Как «опознала»? — не понял Строкун.

— Ты ушел к генералу, она попросила еще раз взглянуть на портреты, и назвала Кузьмакова и Дорошенко, они ведь проходили когда-то с ней по одному делу «Универмаг Нильского». А в третьем признала... Кого бы ты думал? Григория Ходана! Полицай в свое время попил из нее кровушки. Как-то я тебе говорил: ей показалось, будто она видела Гришку где-то на этапе в Сибири. Но мы тогда не придали значения ее словам.

— Словам-то мы значение придали, — возразил Строкун. — Только подтверждения им не нашли. Я и сейчас не очень верю в воскресение Ходана. Ты оформил протоколом ее показания?

— Нет, — удивился Иван Иванович. Ведь разговор с Мариной не был допросом, так что о протоколе не могло быть и речи.

Строкун взбеленился:

— Орач! Ты как розыскник, похоже, окончательно выдохся! Там — перебдел, здесь — недобдел. У тебя четко выраженное служебное несоответствие!

Иван Иванович обиделся: ну, промахнулся с Мариной. Но разве это может перечеркнуть все то, что им сделано за двое неполных суток! Лазня с его деньгами, Пряников с «послушными мужичками», Кузьмаков, Дорошенко и, возможно, Григорий Ходан, он же «папа Юля».

— Пишите приказ, отстраняйте от дела, — вспылил Иван Иванович.

— Нет, Орач, при дефиците рабочей силы в стране нерадивых наказывают иначе, это в восемнадцатом веке щуку топили в воде, а в наше время виновного заставляют все переделывать заново. Разыщи Крохину и оформи ее показания протоколом. Да при случае скажи генералу спасибо за сына. И посмотри, что там в лаборатории сочинил Крутояров с Тюльпановой: не терпится мне узнать, кто же все-таки обстрелял пост ГАИ. Если не из этой троицы, а кто-то четвертый, значит, гражданка Тюльпанова темнит. Тогда возникает вопрос: во имя чего?

Иван Иванович возвращался к себе в кабинет униженный и оскорбленный.

«По дороге домой заскочу-ка к Шурину-Щеранскому, может, после разговора с ним появится что-то обнадеживающее».

В тупике коридора, где ютился розыск, Иван Иванович услышал истошные крики:

— Помоги-ите! Да помоги-и-те же! — хрипло, надсадно взывала женщина. Кто-то пытался зажать ей рот, а она вырывалась и звала на помощь.

«Тюльпанова!» — узнал он голос кричавшей.

Заскочил в отдел, рванул дверь в свой кабинет, но она оказалась запертой изнутри на ключ. Иван Иванович дергал за ручку, но массивная дверь не поддавалась.

Тюльпанова, продолжая с кем-то бороться, взывала о помощи.

— Да что же это делается! Боже, как вам не стыдно!

Иван Иванович затарабанил кулаками в обшитую черным дерматином дверь. Это не помогло. Тогда он стал колотить в дверь каблуком.

— Крутояров! Перестаньте! Отпустите женщину! Отоприте дверь!

Но все его призывы оставались гласом вопиющего в пустыне.

Иван Иванович заглянул в замочную скважину, в ней торчал ключ. В кабинете выключили свет и ничего не было видно.

Первой мыслью Ивана Ивановича было вызвать дежурного. С топором или пожарным ломиком. Но на это уйдет время, а сейчас дорога каждая минута: за дверью его кабинета творилось безобразие!

В отчаянии он хотел позвать Строкуна: может быть, Крутояров внемлет голосу полковника и перестанет мучить свою жертву? Но Орач представил себе реакцию заместителя начальника областного управления МВД: «Подполковник Орач расписался в собственном бессилии, он не знает, как надо действовать в подобных случаях». А Иван Иванович действительно не знал, что следует предпринять, если в твоем кабинете твой подчиненный при закрытой двери в темноте истязает женщину, к тому же задержанную.

Орач продолжал ломиться в неподатливую дверь. И вдруг она распахнулась. Из кабинета выскочило какое-то существо в оранжевых лохмотьях и опрометью, словно огненный шар, покатилось по коридору. Наверное, надо было попытаться догнать и перехватить истерзанную беглянку, но Иван Иванович поспешил в кабинет. Нащупал на стене у дверей выключатель, зажег свет.

Кабинет напоминал поле битвы. Всё — вверх тормашками. Занавеси на окне оборваны, они валялись на полу вместе с деревянным карнизом. Стулья перевернуты. Орач искал Крутоярова. Тот лежал на полу, за сдвинутыми «лоб в лоб» столами и стонал. У него был крайне неопрятный вид.