О чем он задумался? Ах да, о мальчишках. А вдруг они узнают, что он с больным зубом ловить рыбу подался и заподозрят неладное. Скажут: как идти на полой ставить вешки да замерять уровень воды, так он болен, ему нельзя ходить, а целыми днями сидеть на реке в лодке — можно, и ничего у него не болит. Почему? Или не хочет с ними знаться, что воротит свой нос?..

Попробуй, объясни им тогда! И Андрей Петрович решит, что неспроста это он прячется от них!..

Опять зазвенел колокольчик, но теперь Сашка взялся за жилку уже с безразличием и, не подсекая рыбу, стал спокойно ее выбирать.

— Ну как, Ершов, берет судак? — услышал Сашка за спиной голос.

Обернулся, увидел подплывающего к нему на лодке завхоза школы.

— Так себе… — нехотя буркнул ему, подводя к куласу рыбу, и рывком вытянул ее из воды.

— Ого судачок, — позавидовал тот, — а говоришь — плохо! — и чуть поодаль от его куласа бросил якоря.

В другое время Сашка наверняка обрадовался бы соседу, тем более, что уловом можно было смело похвастаться и рассказать, как за одну минуту выудил три рыбины. Но сегодня ему было не до этого. Насадив на крючок нового живца, он бросил донку по течению и стал наблюдать, как разматывает свои лески завхоз и торопливо укрепляет по борту лодки сторожки.

Добро ему: никаких тебе дел, никаких сейчас забот — занимайся чем душе угодно, никто ничего не скажет, не подумает… Ребята как-то написали о его жадности в боевом листке, только на него это, видно, не больно подействовало. Пришел он на другой день в штаб, увидел у них разные игры, что ребята принесли из дому, и еще возмущаться начал. Мол, у самих всего полно, а они в газетку написали. Плюнул он тогда, повернулся и ушел. И тут же, наверное, забыл об этом.

Может, и ему, Сашке, на все махнуть рукой, обо всем забыть и не вспоминать больше? Хорошо бы, да как это сделать, если не хочешь ни о чем думать, а оно думается!..

И вновь звонок колокольчика отвлек Сашку от невеселых думок.

Сашка покосился на дергающийся сторожок, помедлил, будто не верил, что приманку схватила рыба. И лишь когда сторожок согнулся в три погибели и затрещал, он схватил жилку и сразу же почувствовал, что на крючке сидит крупная рыбина, и что, прежде чем ее вытащить, с ней придется повозиться.

— Что же ты ждешь, выбирай скорее!.. Скорее… скорее!.. — торопил завхоз, с завистью глядя, как Сашка с усилием перебирает струной натянутую жилку.

— Да не слушай ты его, — вдруг услышал Сашка голос и, покосившись на берег, увидел там Вовку Баландина, — леску порвешь!.. Отпускай ее потихоньку, раз не идет больше! Так… так… еще отпусти, — подсказывал он, заходя по колено в воду. — А теперь тяни снова. Да не торопись, спокойненько веди ее!.. Что, не хочет идти?.. Тогда пусть чуточку погуляет, но воли ей не давай. Та-ак, хорошо… Ну зачем же тащишь, куда спешишь?.. Эх, упустит ведь, а!..

Вовка скинул штаны и, бросив их на берег, поплыл к Сашкиному куласу. Ухватившись за борт, он подтянулся на руках и перевалился из лодку, и пока Сашка кряхтел и тужился, то подтягивая к борту, то опуская жилку с добычей, поспешно выбрал якоря, сел за весла и стал скорее грести к отмели.

— А теперь прыгай с жилкой в воду, — едва кулас зашуршал днищем о песок, крикнул Вовка, — и выводи рыбину на меляк!..

Через несколько минут все было кончено. И хотя серовато-черный сомина, распустив усы и шевеля хвостом, уже лежал у его ног, Сашке не верилось, что борьба позади, что он сам справился почти с метровой рыбиной. Счастливо улыбаясь, он вытер рукавом рубахи вспотевший лоб и, переведя дыхание, встретился взглядом с Баландиным.

А, Вовка?.. Кто знает, привелось бы Сашке вытащить этого сома, если бы не Вовкина помощь!..

Что же делать?

Сашка потупил взор и сдержал вздох. Он понимал, что сейчас надо ему что-то сказать Баландину, как-то выразить свою благодарность, но все добрые слова будто вылетели из головы, и он лишь часто-часто моргал да, чувствуя свою неловкость, злился.

Вовка, точно поняв его состояние, пришел на выручку.

— Давай его на кукан посадим, — показал он на сома, уже развернувшегося головой к суводи, — а то уйдет!

И опять Вовка прав!

Сашка последовал совету, и когда сом уже сидел на куске толстой пряжи, привязанной к кулагу, он с удивлением посмотрел на Баландина: оказывается, Вовка не настолько вреден и плох, как казался ему все это время!

Но ничего не сказал и на этот раз.

Кто знает, может быть, Баландин нарочно подлизывается, чтобы добиться какой-то своей цели, может быть, таким хорошим он поэтому и стал?

Вспомнил встречу с ним на старом сейнере.

Нет, не должно быть. Наверное, видит он, как дружат Сашкин отец и брат Генка, самому надоело враждовать, вот и решил помириться. А что, кому от того станет худо, что они помирятся? Никому. И язык он умеет за зубами держать, и про его отца никому не разболтает… А если Вовка сейчас помог ему потому, что он ничего не сказал Полосухину про хватку, которой тот ловил рыбу с сейнера?