Положив ладони на стену Хранительницы, он привычно стоял, как много раз, когда слушал ее, пытался стать с ней единым целым. Но сейчас мысли все время соскальзывали. Кайе не помнил отца — полугодовалым лишился его. Но виновника знал. Предатель, сговорившийся с северянами, заманивший Уатту под обвал… он сбежал, избегнув наказания.

Отец полукровки.

И тот сейчас в милости у Соправителей Тейит… и едет в Долину.

**

Тейит

Голубь, что кружил над уступами, выбрал нужное окно и опустился на каменный подоконник. Заворковал, топорща черно-белые перья. Элати отвязала от его лапки письмо, прочитала, нахмурилась, отдала сестре, потянулась к кубку с горячим пряным питьем. Цепочка бурых, неровных знаков содержала в себе известие: южане направляются к долине Сиван, как и следовало ожидать, как и было оговорено. И Дитя Огня едет с ними. А вот это внезапно.

— Что задумали эти отродья Бездны? — глухо и слегка растерянно произнесла Элати. — Неужто они и впрямь намерены ударить?

Со стуком поставила на стол кубок, так и не отпив от него:

— Я им только спасибо скажу, если они устроят заварушку и убьют Лачи, — сказала Лайа. — Но он не поехал бы, считай это всерьез опасным. И знал, что будет именно так — просил отпустить с ними полукровку. Вроде как тот под моей властью, да…

— Я бы воспротивилась, — вскользь заметила Элати.

— Это рыжее отродье давно мне надоело. Надеюсь, из Долины он не вернется.

Лайа позвала Огонька — тот надеялся, забыла уже про него. Привычно напрягся, ожидая чего угодно, но нехорошего, хотя Лайа дурного ему ни разу не сделала. Глава Обсидиана приняла его в той же комнате, где обычно. Снова увидел рукотворные звезды на темном обсидиановом потолке… Но в ее покоях ощутил новые запахи — кедра и эвкалипта, сохранить здоровье по сырости.

— Ты поедешь в долину Сиван вместе с Лачи и другими.

— Зачем? — растерялся мальчишка.

— Выбери ответ по собственному вкусу. Например, чтобы поглядеть на добычу Солнечного камня.

— Как скажешь, элья.

Женщина поднялась, глядя свысока — а может, и вовсе не глядя, а попросту погрузившись в собственные мысли. Огоньку велела готовиться к дороге. И даже знаком не показала, чтобы полукровка убирался, тот и сам не стремился задерживаться. Только напоследок бросил взгляд на потолок со звездами — настоящих долго еще не увидеть, чем ближе к Югу, тем плотнее тучи затянут небо, да и стоянки будут в лесу.

По дороге присел, зарылся листом в одиноко стоящий куст, обхватил ветки. Как мало зелени в городе — сердце Тейит! Но скоро, скоро, скоро…

Лиа выглядела совсем поникшей. Стало так ее жаль что чуть слезы на глаза не навернулись.

— Аньу, все же в порядке. Уж сколько я в одиночку бродил по лесам, а тут мы едем отрядом.

— Это меня и пугает. Зачем ты Лачи? Такие, как он, не берут с собой полукровок просто из доброты душевной.

— Он мне все расскажет в пути, — откликнулся Огонек без тени сомнения. — Раз даже к тебе в гости заглядывал… я ему нужен.

— Это меня и пугает, — повторила Лиа. Но тут она сделать ничего не могла. Собрала его в дорогу, хотя и с собой — то почти ничего не было смысла давать. Лепешки домашние золотистые, сушеные в сиропе орехи, немного целебных снадобий и чистые узкие полотна для перевязки, случись что в пути. Так-то было кому лечить, но лишним не станет. Велела теплей укутываться во время сна, да и в целом по возможности не промокать — словно Огонек не выживал полгода вовсе без крова и почти без одежды.

— Ну, всё, — сказала Лиа, обняла внука. — Не чаяла я тебя обрести. Молиться буду, чтоб не потерять.

Утром по туману выехали — сыро было, и довольно зябко. Лачи, похожий в сером мареве на статую, возглавлял отряд. Огонек косился на него — подумывал, не стоит ли попытаться расспросить Соправителя, раз уж у Лайа не удалось выведать ничего, но тот был слишком далеко. Ехали молча. Мальчишка был рад и сырости, и туману, они все равно означали волю. Еще бы народу чуть меньше — два с лишком десятка человек рядом означали, что весь лес замрет при их приближении. А Огонек соскучился по его живым голосам.

Всадники двигались вереницей; грис оседлали в нижних границах каменного “улья”, выше животным было попросту не пробраться. И сейчас дорога оставалась наклонной, грис цокали раздвоенными копытами по камням. Ехали осторожно — если вдруг выбоина, и мчаться во весь опор, животное покалечится.

В седле Огонек держался плохо, несмотря на некоторый опыт на Юге, и знал, что путь его здорово вымотает. Ладно, не привыкать. Зато большая часть их пути пройдет без серьезных дождей, совсем уж ливни начнутся на подходе к Долине. Да и там не столь часто, как в Астале. И теплеет уже понемногу. А когда поедут обратно, станет суше.

На шее, спрятанный под одежду, висел плоский прозрачный камушек на кожаном ремешке. Подобную штуку носил, пока бродил, осваиваясь, по Ауста. Лачи умеет говорить с камнями, и через самоцвет легко узнает, где полукровка. Смешно — будто Огоньку зачем-то нужно отдаляться от прочих северян. А уж если решится сбежать, камень снимет, и это в лесу, а не на равнине. В лесу его всадники не достанут, и охотники вряд ли найдут.

О путешествии было думать куда приятней, чем о дне накануне прощания, когда в домик Лиа ворвалась Ила, в последние мгновения уже, и гневно заговорила с явившимися за Огоньком: тот поутру должен был сразу выехать вместе со всеми, и ночевать в Ауста. Полукровка понял одно — Ила не желает отпускать его вместе с отрядом Лачи, даже с братом своим.