Шрифт:
Лачи очень хотел понять, где здесь ложь, но не слышал ее. Но она обязана была быть!
— Тогда почему тебе его попросту не убить самому?
— Чтобы его брат под корень вырезал Род Арайа? — южанин расхохотался по-мальчишески звонко. И — догадался ведь, что Лачи вычислил имя его Рода. — Он поймет, даже если я найду способ сделать это через третьи руки… И я предпочту, чтобы он ненавидел вас, а не искал врага в Астале. Выбирай.
— А то, что выдашь, не поймет?
— Может и поймет, да будет не до того. Если не станете спешить, подержите мальчишку живым… может, убьете и его самого. Къятта — серьезный противник.
— Ты на самом деле хочешь обессилить Асталу?
— Я готов на это пойти. Я люблю ее, — сказал просто.
Лачи смерил его недоверчивым взглядом. Очень недоверчивым. Лачи и сам умел быть правдивым, когда выгодно… главное, не соврать ни единым словом. Только вот сколько этот южанин не договаривает? С другой стороны, если шарахаться от собственной тени, наверняка останешься в дураках.
Он хочет выдать Кайе?
Замечательно. Голова дана для того, чтобы думать. Лачи незаметно сжал в ладони один из самоцветов, спрятанных на поясе — обострить восприятие.
Сговора против севера тут не может быть, Лачи достаточно нагляделся на Кайе в долине Сиван. Дитя Огня вообще не может быть с кем-то в сговоре. Проделать все за его спиной, подстроить ловушку для Севера — во всяком случае, прямо сейчас ловушки нет, а дальше можно соблюдать осторожность. В конце концов, свои люди у Лачи в Астале еще не закончились. И… Бездна, сам ведь хотел заполучить его, а тут на открытой ладони предлагают!
— Как ты думаешь это сделать?
Пальцы перебежали к еще одному камню, а глаза пристально следили за лицом собеседника, но оно оставалось открытым и дружелюбным, только ресницы чуть затеняли глаза, пряча их орехово-золотой цвет.
— Просто. Но для северян — опасно. Я могу выманить его за пределы южных земель с небольшой свитой, указать место, а вам придется сделать все остальное.
— Всего-то! — не сдержался Лачи, и снова увидел насмешку — и оценил. — Полагаю, ты продумал гораздо больше, чем говоришь. Но у меня на это времени не было.
Южанин спокойно согласился. И рассказал, что задумал. Звучало сложно… и хорошо.
— Ты спокойно можешь подстроить ловушку моим людям, как бы красиво ни звучало твое предложение. И после использовать случай — северяне, пытавшиеся напасть… чем не повод отнять у нас что-нибудь еще, — сказал Лачи словно бы в пустоту.
— Могу. Тут уж думайте сами, что мне выгоднее. Все равно ты сам не пойдешь на такой риск — ловить его лично.
— Но и слабого не пошлю.
— Мне больше нечего сказать.
— Я хочу знать твое имя, — сказал Лачи. — Это будет хоть какой-то гарантией.
— А для меня — смертельной угрозой, — золотые глаза потемнели. Да… южане не нуждаются в этом металле, он живет даже в их взгляде.
Скала-колодец стала свидетелем договора — любопытное эхо проснулось, когда вниз, на дно полетели медальон с розоватой шпинелью и золотая застежка в виде головы ихи, оскалившей зубы.
**
Земли Юга
Кауки все же попробовали напасть, когда караван уже провожали в Асталу. Возглавляла отряд молодежь; очевидно, их отправили раньше, чем Ахатта послал туда же внука, и нападавшие растерялись, увидев его. Схватка произошла между камней и высокого кустарника, и была короткой. Со стороны Тайау не было убитых, да и тяжело раненых не было. С другой стороны… им досталось сильнее, но, кажется, тоже никто не погиб.
Кайе развлекался, а не сражался всерьез. Огонек наблюдал за всем из-под прикрытия каменного козырька, заслоненный еще одним валуном. Знал, что это всего лишь забавы Сильнейших, и не жалел ни одну из сторон, но все же ему было неуютно. Зачем подобные вылазки? Пошли бы хоть бревна покидали, кто дальше, раз уж так хочется доказать свое первенство… Соревнования, игры были и у Сильнейших, но увлекали, видимо, меньше.
Когда Кауки убрались, забрав раненых, Огонек вылез из укрытия. Кайе, хохоча, рассказывал что-то своим, пересыпая из руки в руку здоровенные розовые жемчужины, выкатившиеся из распоротой корзины. По его лбу и щеке текли струйки крови.
— Это я сам, подобрался поближе через колючки, — со смехом пояснил он, заметив встревоженный взгляд Огонька.
На предплечье его тоже была кровь, уже подсыхала — чужая.
Подросток занялся товарищем молча, не мешкая, даже не дождался, пока тот смеяться закончит. После ссоры близ ручья Кайе какое-то время его не замечал, потом успокоился, и все шло по-прежнему. Сейчас против огоньковой заботы не возражал, даже отмахнулся от другого целителя, более опытного. Хотя с такой-то царапиной даже полукровка справится — так, верно, решили, и не мешали им.
Стирая кровь, прикладывая кусочки целебного кактуса Огонек думал, что вряд ли ему по пути с этими людьми. На севере было много как бы притихших, выцветших мужчин и женщин, из которых тянула силы гора — им просто нечем было вот так бездумно разбрасываться. Многие простые северяне походили на пересыхающий ручеек. А здесь — река полноводная, с бурунами, и совершенно бессмысленная. Вот каждый мог и погибнуть сегодня, а ради чего? Кому на самом деле сдался этот жемчуг?
Пальцы двигались, и тепло возникало на кончиках, и покалывание, когда его невеликая Сила помогала так залечить рану, чтобы не осталось шрама. А подспудно вертелась в голове грустная мысль — сейчас ему нечего опасаться Кайе, и если впрямь захочется уйти, ведь отпустит. Недоволен будет и зол, но отпустит. Сейчас все не так, как два года назад. Готов ли сам Огонек к такой просьбе? Почему нельзя и дружбу сохранить, и самому строить свою жизнь так, как хочется, как считаешь правильным?