Огонек внимательно пригляделся к собственному спасителя. Знал, что это ровесник Къятты, но Ийа казался моложе. И лицо было приветливым. Если бы от Кайе не слышал сто раз нелестные отзывы о роде Арайа, проникся бы полным доверием к спасителю. С другой стороны… у них ведь своя вражда, свои старые обиды. Огонек откинулся назад, опустив веки. Но отдохнуть ему не удалось.

Ийа был у реки не один — к ним подошли четверо юношей. Несли факелы; тени, длинные и густые, качались по сторонам — и одна коснулась лица Огонька.

— Это и есть тот самый полукровка? — спросил один, жилистый, лицом похожий на геккона.

— Думал, он посимпатичней. И тощий. Кожа да кости!

— Зато с ним удобно играть, как с сухим листом играют детеныши ихи!

“А вы — стая акольи”, — подумал Огонек. — “Визжат, когда никто не слышит!” — но вслух сказать этого не мог, не затевают ссору в благодарность.

— Тихо! — Ийа повернулся плавно, мягко, и стая растерялась, словно и впрямь крупный хищник возник перед акольи. — Оставьте его в покое.

Кивком головы велел убираться прочь. Юноши убрались, ворча недовольно.

— Трудно тебе у нас? — спросил, снова присаживаясь рядом.

Огонек замялся, не зная, что отвечать. Ийа помог:

— Я и сам знаю — трудно. Про твои целительские попытки мне тоже рассказывали. И не старайся разорваться пополам — я представляю, чего ты мог наслушаться обо мне. Это тоже правда на свой лад — но ты знаешь Кайе. Он вспыхивает, словно сухая трава, если что не по нему. Его проще понять, если каждую вспышку делить на десять частей и выкидывать все, кроме одной, не считаешь? Останется самая суть, — засмеялся тихонько.

И Огонек не сдержался, ответил улыбкой:

— Пожалуй.

Почувствовал, как устал постоянно быть в напряжении. Может, поэтому душой потянулся к теплу, просто теплу, а не лаве вулкана.

Ийа наблюдал за бликами на воде — там, похоже, рыбки играли, привлеченные лунным светом. Потом поглядел на мальчишку.

— Тебя еще не разыскивают?

— Скоро начнут, наверное. Если Кайе дома. Если нет — не вспомнят, скорее всего.

— Отдыхай пока. В доме, где живешь, не больно-то распоряжаешься своим временем сам, верно?

Огонек кивнул, и потом лишь подумал — а стоило ли откровенничать? После Лачи пора бы умнее быть. Да ну его в Бездну, ум этот. Ото всех, что ли, шарахаться? Этот человек спас его дважды.

— Я ничего не понимаю, — пробормотал Огонек. — Ты не любишь Род Тайау… Пусть бы я там висел, пока не свалюсь. Если бы отыскали причастных — это не ты все равно…

— У каждого своя любовь и свои враги. А еще я должен отрывать крылья всем встречным бабочкам, чтобы подтвердить, что Кайе прав в своей ненависти?

Огонек почувствовал, что уши его начали полыхать.

— Прости.

— Ты еще дитя. Твой приятель по сути тоже — хоть и постарше годами. — Заметив, как Огонек резко вдохнул, поднял ладонь. — Мир! Я не скажу о нем плохого слова! Но сам подумай. Я знаю, что произошло в долине Сиван. А вот понимаешь ли ты, что сделал? Он — сомнительный щит ли, оружие ли против севера… потому что несет раздор между своими на юге.

— Не заметил, чтобы к нему стали относиться хуже после Долины.

— Как бы ты мог узнать?

— Но с чего своим его не любить? — Огонек ответил вопросом.

— Мы и так на краю. Ни один лес не прокормит стаю энихи или медведей, да и не живут они стаями. В Астале — живут, считая себя людьми. А потом явится кто-то еще… Вот он пришел.

— И что же?

— Когда вулканы уничтожали старые города, на смену им приходили новые. Сама Астала возникла не сразу. Все должно изменяться, мальчик. Я не против перемен… но перемены бывают разными. Ты знаешь Къятту. Знаешь, чем развлекаются Рода Асталы. Если не будет войны с Тейит, не начнет ли он воевать со своими?

Огонек слышал искренность в голосе собеседника. Лачи тоже умел быть убедительным… Но у Ийа голос звучал по-другому, как у человека, который много раз говорил это себе самому. Но соглашаться Огонек не хотел:

— Он не захотел крови в долине Сиван.

— Вот именно — не захотел! Ты сам подтверждаешь — он привык делать лишь то, что хочет. Но желания — вещь непостоянная… А что будет с тобой? Зачем ты пошел за ним? — взгляд в упор. — Чимали растет и выбирает свой путь.

— Если я делаю что-либо, то по своему выбору. — Огонек побледнел. Откуда узнал?