В очень многих семьях были замучены советской властью их родственники, а мы ничего не знаем! Не знаем своих корней, своих предков, своей истории! Отец Серафим (Роуз) твёрдо верил, что главное явление XX века – новомученики российские, числом они превысили пострадавших за веру на заре христианства. Отец Герман говорил об этом в своих проповедях, и в каждом номере журнала «Русскiй Паломникъ», выходившего под редакцией отца Германа, есть рассказ об одном из новомучеников.

Во время Второй Мировой войны Глеб с сестрой и овдовевшей матерью были эвакуированы в Германию, где жили в бедном и неопределенном положении в лагерях для беженцев.

Батюшка рассказывал о войне, о том, насколько трудно было ему пережить тягости того времени. Великая Отечественная оставила неизгладимую рану в его душе.

Как-то, будучи ещё совсем мальчишкой, он потерялся и отстал от матери. Начался авианалет, летели и разрывались рядом бомбы. Ужас, который пережил маленький Глеб, запомнился на всю жизнь.

В 1949 году Подмошенским удалось эмигрировать в Америку. Но и там их ожидала нелёгкая жизнь. Мать тяжело заболела, и 17-летней Глеб оказался единственным кормильцем в семье. Чтобы не дать умереть с голоду ей и младшей сестре, которая страдала эпилепсией, юноше пришлось много и тяжело работать, а ведь нужно было продолжать учёбу в Школе музыки и искусств в Нью-Йорке.

Америка оказалась другим миром – миром, где никто не хотел знать об ужасах далекой России. Глеба поразил контраст происходящего. Он оказался в сытой Америке, где его сверстники мечтают, как отец купит им автомобиль, как поедут учиться в такой-то колледж. А тем временем в родимой России – коммунистический террор, соотечественники, живущие в сталинском кошмаре, взрывы церквей, концлагеря…

У Глеба тогда не было веры в Бога, а значит, и внутренней опоры. Возникла глубокая подавленность: зачем и для чего нужно жить, если вокруг так много страданий, фальши и зла… От тяжких раздумий молодой человек впал в отчаяние, возникла навязчивая мысль о самоубийстве.

Отец Герман так рассказывал об этом периоде жизни: «Мы голодали с мамой, когда приехали в Нью-Йорк. И я решил, что весь современный «модный мир» устроен на принципах Ницше и на бакунинской идее: нужно истребить сто миллионов, тогда будет счастье на земле. А я – один из тех, кто должен быть истреблен. Поэтому я возненавидел автомобили, деньги. У меня осталось искусство». Но через некоторое время душа погрузилась в отчаяние, желание свести счеты с жизнью.

Однажды он решился было осуществить задуманное и оказался на краю Бостонского моста. Но милостью Божией, в мыслях Глеба вдруг возник лик преподобного Сергия Радонежского. Он был настолько светел и притягателен, что юноша отложил злую решимость покончить с собой и душевно устремился вслед божественной благодати, исходящей от преподобного.

Отец Герман впоследствии рассказывал: «Когда я был мальчиком, мне попалась маленькая книжечка, а в ней лубочные цветные картинки из жития Преподобного Сергия Радонежского: птицы, как Божия Матерь ему явилась, как медведя он кормит. Книжка была потеряна, все забыто, я был в Америке, страдал, в церковь не ходил. У меня было ужасное уныние, и я решил покончить с собой, сброситься с моста. И пошел туда. Я мечтал встретить человека, вроде отца, который бы мог так «стукнуть» меня, чтобы я понял, как правильно жить. Но его не было. И вот я стоял на мосту, и вдруг возник образ: эти картинки из детства, из жития Сергия Радонежского, и мысль: если ты спрыгнешь, то не дашь себе возможность встретить таких людей, может, такие и сейчас есть, как преподобный Сергий».

Спустя несколько часов тем же унылым вечером, когда Глеб, замёрзший и промокший, плёлся по улице, называвшейся Дорогой Симфонии, что в Бостоне, его догнал незнакомец и предложил бесплатный билет в Концертный зал на «Мессию» Генделя. Через несколько минут Глеб уже слушал ораторию. В светлом зале величественный хор взывал «Аллилуйя», – казалось, обращаясь именно к его душе. Глеб зарыдал, исполнившись радости и ликования от этой музыки.

Оба эти случая отодвинули его мысли о самоубийстве. Божественная красота лика преподобного Сергия и вдохновенная музыка религиозного композитора коснулись тайных струн его души, словно давая ей знать, что человек жив духом, а не одной лишь плотью. Цепь умственных и нравственных исканий замкнулась, душа почувствовала близость Бога.

В скором времени поиски призывающей благодати Божией привели его к святому того времени и места – Владыке Иоанну Шанхайскому, Сан-Францисскому чудотворцу.

Отец Герман так рассказывал о своем возрождении веры: «Это был 1954-й год. Я чудом попал в русский Православный монастырь в Джорданвилле. Мне там все очень понравилось, все такие красивые, молодые, очень приветливые, они не были «буками». И там был такой чудный иеродиакон отец Владимир, он мне говорит: «Как тебя зовут?» – «Глеб». А мне всегда нравилось мое имя – Глеб. Но когда я приехал в Америку, его там не могли произнести, все смеялись надо мной.

А он говорит: «Какое чудное имя!» Он мне внушил: Россия – это есть что-то ценное, миром не понятое. И тогда я понял, что мой папа – это жертва современного мира, но это победа христианства не во внешнем мире.

Когда я попал в монастырь, мне захотелось почитать Житие Сергия Радонежского. Я спросил книгу. Монах ведет меня в библиотеку, и еще раз меня спрашивает, что я хочу. А я говорю: «Биографию Серафима Саровского», не знаю почему. Но там был ответ, беседа Преподобного с Мотовиловым о цели христианской жизни. Все, что мне было нужно, там есть. Православное мировоззрение, которого я жаждал. Так Сергий Радонежский привел меня. Я буквально переродился, по-другому начал видеть, звуки слышал по-другому. Мне открылись глаза. И с тех пор по сей день я всегда радуюсь».