– Юрий Алексеевич Гагарин, двенадцатое апреля тысяча девятьсот шестьдесят первый год, первый полет человека в космос! – проигнорировал вопрос Иван. – У меня на столе его фигурка стоит, мы помним, мы все помним.

– Правильно, по- другому нельзя. Радость- то какая! Это же все наш советский народ! Трудовой народ! Фашистов победил, Европу освободил, а теперь и космос покорил! – не унимался водитель. – А Гагарин – герой, а дальше Марс, а потом – другие Вселенные….

Машина остановилась на краю площади. Иван потянулся к ручке двери и спросил, обращаясь к человеку за рулем:

– Можно?

– Можно! – с улыбкой ответил тот, но поправил оружие под пиджаком.

Парень открыл дверь, вышел на брусчатку и вдохнул прохладный весенний воздух. Вокруг площади готовились сооружения, где- то уже висели плакаты «Мир. Труд. Май», где- то только устанавливались большие постаменты из досок и фанеры. Огромная толпа радостных людей приближалась к Ивану, из рупора громко и со скрипом вырывалась музыка и слова «… могучая, никем непобедимая…»

Люди тоже пели, улыбались и радостно обнимались. Многие несли плакаты с изображением Гагарина. Во главе колонны, на больших шестах, двое крепких парней держали макет большой космической ракеты. Колонна приближалась постепенно, огибая автомобиль и Ивана. Кто- то весело похлопал его по плечу, увлекая в бурное шествие. Одна девушка в сером берете обняла его и крепко поцеловала в щеку. Ваня растерялся, покраснел и глупо улыбнулся, а она, как ни в чем не бывало, пошла дальше, выкрикивая «Ура!.. Ура!»

Эта экскурсия в прошлое навсегда запомнилась молодому пилоту. Никогда в своей жизни он не встречал таких чистых и открытых людей. От них веяло силой и единением, было видно, что есть у этого общества цель и оно к ней идет, получая вот такие поощрения и подтверждения своего правильно выбранного пути. Еще больше на фоне этого было не понятно, как же случился раскол, который навсегда поделил народ на своих и других. Почему, спустя каких- то пятьдесят- шестьдесят лет, пережив большую войну, свершив немыслимые достижения, люди опять взяли в руки оружие и направили его друг против друга, уничтожая миллионами. Хотя, подобное ощущение Иван испытал потом еще не раз, но немного по-другому.

V

Конь под Иваном переступал с ноги на ногу, гнул голову к земле, где копытом уже разбил тонкий лед и виднелась вода. Справа на кобылице с яблоками на боках, восседал угрюмый Святослав. Взор его был направлен вдаль и вниз, где около сотни воинов столкнулись в тяжелой битве. Сражавшихся можно было легко отличить друг от друга, примерно половина из них были на светлых лошадях, и одежда была серых и белых тонов, а другие – почти все в черном, лошади их были выше и поджарее, мечи их были кривые и тонкие, в отличие от тяжелых и прямых лезвий светлых.

– Эх, сдался ты на мою голову! – зло проговорил сквозь бороду Святослав. – Помочь браткам надо, посекут их черновцы, а я тут любуюсь с тобой…

Говор его был мягкий, звуки в словах сливались, но речь на слух воспринималась понятно, хоть и не совсем привычно.

– Прости, – сказал Иван и потянул коня за уздечку, выравнивая свое положение в сторону собеседника, – часто у вас такое? Много гибнет?

– Последнее время очень часто: набеги со степей, с востока, с запада, то одни, то другие… – всадник снял металлический шлем, из- под которого вывалилась густая русая шевелюра. Святослав провел ладонью по бороде и сплюнул на землю. – Как отец мой, князь Игорь, жути им навел, так пять лет ни одного смрадного тела не было, даже византийские со своим крестом, и те только с подарками ездят. А последние три года все больше и больше этой нечисти, что чернецы, что с дальних морей заходят – всем нашей земли хочется.

В этот момент, из толпы сражавшихся отделилось несколько человек. Двое волокли крупного парня по замерзшей траве, оставляя густой красный след. Оттащив подальше, они положили тело на широкую плащаницу и понесли к холму. Проходя мимо Ивана и Святослава, они притормозили. Святослав спешился и подошел к раненному. Воин был могуч, широк в плечах, даже двое его крупных товарища с трудом могли нести его тело. Зрелище было ужасно. Рана шла справа от шеи и доходила почти до середины груди, кровь пульсировала, а пострадавший непонимающе открывал рот и быстро моргал глазами. Иван соскочил с лошади, сорвал с седла тряпичную торбу, вытряхнул из нее остатки овса и смотал сумку в плотный комок. Тут же подскочил к раненному и крепко прижал плотную ткань к ране, а ручками торбы примотал повязку к плечу – кровь перестала хлюпать в ране, и Иван сказал, показывая на горло:

– Тут с обоих сторон артерии проходят, кровь по ним к голове идет, у него одна перебита, и если ее перетянуть грамотно, то есть шансы, что выживет, хотя тут их не много…

– Везите его к бабке Верде! – крикнул Святослав вслед обозу, потом повернулся к Ивану. – Ловко ты его… Если к ночи не помрет, то старуха его на ноги поставит быстро.

– С такими ранами не выживают, – грустно сказал Иван. – У него почти до позвоночника разрублено, умрет он.

– Верда еще и не таких поднимала, – хитро сказал Святослав, показывая на свой глаз, где почти от уха до носа виднелся тонкой полоской шрам. – По твоим словам, я бы тоже умер, ан нет. Старая ведунья две ночи уходила к болотам, воду носила свою, отпоила меня, примочки делала, а ведь у меня и глаза- то почти не было…

Иван внимательно посмотрел в волосатое лицо спутника. Тонкая бледная полоска проходила как раз по середине века, но когда тот открыл глаза, то никаких повреждений на таком нежном органе Иван не обнаружил.

– Интересно! – удивленно воскликнул парень. – Это ваш лекарь такие чудеса творит?

– Верда много тайн знает, воду заговаривать умеет, – сообщил Святослав. – Вечером я покажу тебе ее.

Битва под холмом закончилась, и воины, подбирая раненных, расходились в разные стороны. Через пару часов осенней дороги отряд Святослава приблизился к высокому бревенчатому забору.