Слабину Денис давал только во время наших посиделок в баре. Наверное, тяга к людскому общению все же таилась в глубине его души, заставляя раз в полгода набирать мой номер. Почему именно меня он выбрал для роли своего визави, я не знал. Может, потому что остальные ребята из класса справедливо считали Дениса белой вороной. Я же с готовностью отзывался, сам порой не понимая, какая мне отрада от общения с этим затворником.

У нас уже давно сложилась компания из коллег, любивших покутить по пятницам, а в уик-энд потоптать пейнтбольную площадку. Денис же всегда был тих, зачастую скучен и растягивал единственную стопку водки на весь вечер. Зато факт сей напрочь отметал предположение, что рассказы его выплывали из алкогольного дурмана.

Думаю, что из-за рассказов этих я с ним и встречался. И ключевую роль в них всегда играла та самая вещица.

Внешне она ничем не отличались от часов: старинных, с круглой позолоченной крышкой и цепочкой, – из тех, что носили в кармане жилетки чопорные джентльмены. Штука несомненно раритетная, антикварная. Но все-таки обыкновенный хронометр, способный вызвать внимание разве что у любителя пыльной старины. Хотя и у последнего интерес изрядно поутих бы, узнай он, что механизм безнадежно сломан и ремонту не подлежит.

Однако вещица, как я уже говорил, была не проста. Стрелки часов, несмотря на давно почивший механизм, жили своей жизнью. И, как рассказывал Денис, были напрямую связаны с его судьбой.

Однажды часы замерли в положении: «без пятнадцати двенадцать». Тогда ими владел еще дед Дениса, Глеб Владимирович, который обошел немало мастеров часового ремесла, но все как один лишь разводили руками. Механизм не был поврежден, а детальная разборка не обнаружила ни единого дефекта. Однако шестеренки и не думали приходить в движение.

В итоге часы долго собирали пыль в ящике стола, пока Глеб Владимирович не решил сдать их в ломбард. Человек он был рачительный и терпеть не мог лишнего хлама. Так что даже пара рублей за сломанный прибор казалась ему лучше, чем кусок бесполезной позолоты.

И вот, в один не очень прекрасный зимний день, когда по улицам Ленинграда кружила снежная морось, он сунул их в карман и отправился в путь. Ломбард находился в двух кварталах, потому Глеб Владимирович не стал ждать трамвая и потопал пешком. Когда же двери конторы уже виднелись на противоположной стороне улицы, руку его будто обожгло. Он резко достал ее из кармана и с удивлением уставился на зажатый в пальцах хронометр. Золоченые стрелки неожиданно пришли в движение, с каждым его шагом подгоняя время на циферблате к двенадцати часам. Когда же дед в недоумении остановился, сравнивая «без минуты двенадцать» с «десятью пятнадцатью» на своих наручных «Заря», перед носом его, разметая снежную пыль и отчаянно вихляя по брусчатке, пронеслась грохочущая полуторка.

Позже стало известно, что у грузовика попросту отказали тормоза, а метель вкупе с поломанным клаксоном скрыла его приближение. Так что ступи Глеб Владимирович на дорогу чуть раньше, финал его был бы печален.

Да, можно было все списать на совпадение, однако стрелки после этого вновь откатились на «без пятнадцати» и замерли. Механизм по-прежнему был мертв, золоченый корпус молчал, а колесико завода прокручивалось без какого-либо толка.

Часовщики не смогли объяснить и этого. Впрочем, они и не пытались: только теперь уже не руками разводили, а крутили пальцами у висков. Глеб Владимирович же вовремя смекнул, куда могут привести подобные расспросы, и потому природа хронометра так и осталась тайной. Зато стрелка приходила в движение каждый раз, когда ему грозила реальная опасность. И вскоре часы стали надежным компасом судьбы, уберегающим хозяина от случайных невзгод.

С часами в кармане дед Дениса в итоге прошел всю войну, оставив автограф на стенах Рейхстага и привезя из Манчжурии пару японских знамен. Умер же он вполне заурядно, от старости, не забыв передать артефакт сыну.

Дядя Валера, отец Дениски, отслужил в Афгане три сверхсрока, да еще в Чечне засветился, не схлопотав ни пули, ни осколка, ни даже царапины. Правда, позже его настигла другая беда по имени рак, заставив угаснуть крепкого мужика буквально за пару лет. Но часы тогда оказались бессильны, к тому же давно пылились в ящике комода, где их и нашел мой однокашник, будучи наслышан о необычной вещице из дедовских историй.

Денис, в отличие от предков, никогда в армию не рвался. Благодаря паре врожденных болячек и неважному зрению, доходяге так и не довелось потоптать плац. Но это не помешало ему отнестись к обретенному «компасу» со всей серьезностью. Это и сыграло на его образ жизни, который он вел уже не первый год.

Работал Денис «на удаленке», еду заказывал доставкой, а прочие бытовые проблемы старался решать, не отходя от компа. Но если уж и покидал свое жилище, то только с часами «наперевес», и готовился к этому загодя. Обставившись мониторами, как в космическом корабле, однокашник долго и упорно изучал обстановку в городе и стране. На дисплеях мелькали криминальные сводки, прогнозы метеорологов, раскладки по трафику и ремонтных работах, статистика аварий, политические прения и распоряжения властей. И все это по очереди обводилось, будто сканером, золоченым циферблатом. А то, на чем стрелка хоть немного вздрагивала, строго анализировалось, складываясь в итоге в определенный маршрут и время следования.

Сложно представить, каково живется, когда твоя квартира походит на бункер, а выход «в свет» подобен вылазке в радиоактивную пустошь. Но об этом Денис не любил говорить. Как и о том, каким образом в этом «враждебном» окружении находятся дни для встреч со мной. А ведь мы даже никогда не переписывались в чате или мессенджере, служивших основным инструментом его общения с миром.

Зато информация, которую он черпал из своих многочисленных источников, была отличной темой для бесед. Столько новостей и событий я не наблюдал даже на страницах газеты, в редакции которой работал и скромно вел спортивную колонку. Увы, вырваться на больший размах пока не удавалось ввиду недостаточного рвения и более резвых коллег. А еще времени, конечно. Уйма которого уходила на написание книги.