– Нет, – возразил Патриас, – попробуешь очернить ее – и только подогреешь их интерес. А все твои слова сработают против тебя, когда люди ближе с ней познакомятся.

– Так что прикажешь нам делать?

– Где она служит?

– В Поклонском монастыре.

– Следите за ней. Лучше внедрите в ее окружение кого-нибудь из наших. Пусть докладывает обо всем, что там происходит. Вычислите все ее связи, но пока никого не трогайте. Избавиться от нее всегда успеем. Сперва попробуем присоединить. Выясните точно, чего она хочет. Мы даже можем ее канонизировать, но только в крайнем случае. У каждого святого есть своя цена.

Виктору поручили заняться слежкой, от чего он, конечно, не был в восторге, но и отказать Патриасу не мог. Его просили внедриться и наблюдать за Евдокией. Виктор не питал иллюзий и понимал, что его позвали на встречу для чего-то подобного, но он не был разведчиком. Он думал о том, как это осуществить и кого привлечь к делу. Сам он заниматься этим не хотел и считал, что Евдокия – не такая уж серьезная проблема для церкви. В разное время появлялись подобные шарлатаны и получали дешевую популярность среди доверчивого народа. Толпе проще поверить в чудо, чем сидеть и в чем-то разбираться. Но Виктор никого не осуждал. Сама человеческая природа диктует нам искать легкие пути, считал он, к тому же, если бы все были скептиками, кто бы тогда ходил в церковь. Эта шумиха вызывала у него смех и отвращение. Такие, как Евдокия, быстро теряют популярность, подобно искрам бенгальского огня, которые гаснут, не долетая до земли.

Политика Народной Партии стала часто меняться. Страну раскачивало в разные стороны, и казалось, что в высоких кабинетах уже нет ничего постоянного. Министры и секретари все время спорили и не могли прийти к единому соглашению. Каждый был сам за себя, гнул свою линию. Появлялись новые звезды, смещавшие ослабевших лидеров на важных постах. Но одна вещь всегда оставалась стабильной. Власть лезла во все щели общественной жизни Великого Союза. Кабинет Безопасности служил на благо Партии, как незыблемая цитадель политической стабильности. Но даже в этом оплоте первой и последней надежды шла непрерывная борьба. Генералы подсиживали друг друга ради более теплого и денежного места.

Филипп пришел на службу после обеда. Кабинет Безопасности делился на два основных идеологических лагеря. Первые – фанатичные тоталитаристы-крикуны, готовые защищать любого авторитета, который им платит. Поддерживали глобальный контроль общества на всех уровнях. Умом они не отличались, в основном вся их структура строилась на автократии, связях и необоснованной вере в собственную несокрушимость. Вторые – латентно-утопические мечтатели. Умные, но разрозненные. Всегда ставили под сомнения решения правящей партии, но из-за большого количества «блестящих» идей и мнений не могли прийти к единому соглашению, поэтому всегда проигрывали сплоченным тоталитаристам. Голосовали за свободу во всех ее возможных проявлениях. Оба лагеря активно подмазывались вышестоящему начальству, но делали это по-разному. И был еще третий пласт – хитрожопых, которые хотели усидеть на двух стульях. Только задница для этого нужна очень крепкая, чтобы не порвалась под излишней нагрузкой. Такие особи появились недавно. Никому они не нравились, но приходилось терпеть это явление как данность. Филиппа, без его ведома, почетно опустили в эту категорию силового меньшинства.

Филипп пытался прикинуть, что на этот раз взбредет в голову начальству и как лучше подстроиться под вечно меняющиеся директивы. Центральное управление расположилось на последнем этаже главного здания. Генералы сидели в своих «высоких кабинетах» и вместо того, чтобы обеспечивать безопасность страны, выполняли распоряжения, которые регулярно получали от Народной Партии. Филипп работал на несколько этажей ниже. Не самый последний человек в иерархии большой силовой семьи, но и карабкаться до верхов ему еще предстояло долго. Раз в неделю он зависал с его другом – Пазельским, который уже успел вырасти на целый этаж выше. Они пили водку и коньяк, обсуждая новые капризы генералов.

Партия вела себя странно. Ее задачи расходились одна с другой. Филипп не понимал, как можно установить точную цель по количеству пойманных преступников, на которых нужно завести дела. Это значит, что нужно каждый месяц приносить определенное количество дел, даже если столько преступлений не было совершено. Если оснований для заведения дела не было, офицеры сами начинали их придумывать и ловить невиновных, чтобы показать хороший результат и получить премию. Филипп не хотел фабриковать дела только потому, что Партия решила увеличить количество преступников в стране. Формально посадить можно любого, но Филипп отказывался это делать. Он до последнего сопротивлялся и частенько не выполнял план, оправдываясь долгосрочными проектами. И начальство ему верило. Сложная ситуация возникла вокруг церкви. С одной стороны, ее хотели принести в жертву идеалам Великого Союза и устроить показательную порку для всех, кто мнит себя лидером мнений, но с другой, нельзя было физически терроризировать священников, если они не нарушили ни одного установленного Партией ограничения. Вот и разберись, что делать. «Если что пойдет не так, крайним станешь», – думал Филипп.

Самсон жил в сарае. Без удобств, зато в тепле. Раньше этот сарай служил хозяйственным складом Любянской церкви. Его несколько раз перестраивали и добавляли новые блоки. В итоге получилось вытянутое, уродливое здание с кирпичным цоколем и деревянным верхом. Один раз в неделю Самсон ходил в «Филевские Бани». Хозяин пускал его туда бесплатно, по знакомству. Он мог бы ходить и мыться хоть каждый день, но из скромности появлялся редко. Служба почти не приносила дохода, и, несмотря на свою очень высокую должность, он жил впроголодь.

Унылое осеннее солнце слабо прогревало воздух. Самсон вышел на улицу в полдень, чувствуя приближающийся закат, и отправился в главное управление Кабинета Безопасности, на встречу с Филиппом, чтобы доложить о планах Патриаса Алексия. Они договорились встречаться два раза в месяц. Самсона бросало в дикую дрожь перед каждым таким отчетом. Полезной информации у него было мало, а без этого его могут арестовать в любой момент. На интересы Патриасии Самсону стало наплевать с тех пор, как Патриас отказался помогать церквям. Сначала он взымал ежемесячную церковную плату как франшизное роялти, а когда Партия закрутила гайки, Патриасия и пальцем не повела, чтобы помочь хоть одной церкви. Но сегодня Самсон чувствовал себя на удивление спокойно. Страх, мучивший его перед встречами, прошел. Он начал привыкать к бездушному зданию КБ и его серым стенам, к запаху старой деревянной мебели и бумаги.