Патриас внимательно выслушал Председателя и некоторое время обдумывал свой ответ, потирая крохотный деревянный крестик в руке.

– Церковь и власть всегда шли рука об руку. Мы лишь хотим обеспечивать духовные потребности прихожан. Народу нужна вера. Поэтому я прошу вас дать нам возможность проводить службу. Мы можем ограничиться какими-нибудь днями или даже часами, но все же мы хотим хотя бы немного вести свое дело. Без веры люди впадают в отчаяние, и наступает духовный кризис. Он ведет к бунту. Мы обещаем, что наша духовная повестка не будет противоречить политике Партии. Наоборот, мы станем всячески поддерживать нашу Партию и наших вождей. Церковь не будет источником влияния на умы, а станет дополнительным каналом, который Партия сможет использовать для своей повестки. Мы окажем вам любую поддержку, которую вы попросите и станем для вас очень полезным союзником…

– Мы, конечно, понимаем вашу просьбу и благодарим за предложение, но позиция вождей и Партии Великого Союза в том, что у народа должен быть один институт влияния на массовое сознание и все каналы должны подчиняться ему.

Эта пустая дипломатия продолжалась целый час. Патриас слушал одну и ту же песню про позицию Партии, влияние церкви и прочее, а сам повторял, как он может быть всем им полезен, пытался переубедить Председателя. Раз за разом он замечал, что на встрече все очень приветливые, улыбаются и кланяются друг другу, а после отправляют в лагеря священников, которым не посчастливилось попасть им под руку. Вежливые лицемеры, не лишенные этикета. Не встреча, а какое-то соревнование по притворству. Патриас с трудом сдерживал отвращение при виде Председателя, который еженедельно отправляет его подчиненных в трудовые колонии. Он сидел напротив партийцев, которые очевидно не понимали сути этой встречи и пришли только потому, что им поручили явиться старшие по званию. В таких переговорах рано или поздно обе стороны осознают, что компромисса нет и быть не может. Каждый останется при своей позиции. Возникает неловкая ситуация, когда смысла продолжать обсуждение уже нет и нужно завершать встречу, но при этом о чем-то договориться, чтобы убедить самих себя в том, что время было потрачено не впустую. Патриас вышел на улицу, где его встретил митрополит Московский. Вместе они вернулись в администрацию Патриасии, стоящую напротив уже давно закрытого Главного Храма.

Поклонский женский монастырь расположился в городе, недалеко от центра. Сестра Евдокия помогала пожилой даме избавить ее мужа от недуга. Мужчина спивался. Много лет он работал на заводе, но однажды резко перестал общаться с семьей и начал пить. Женщина думает, что его сглазили. Евдокия взяла небольшую бутылку с водой и маленький зеленый пузырек с ароматическим маслом, положила их на главное священное писание – KOTAN в твердом переплете с серебряной окантовкой, – поднесла деревянный крест и начала читать молитвы. Она добавила несколько капель масла в бутылку, потом встала и велела прихожанке в следующий раз, как муж пойдет пить, подлить ему этой воды. Повторить процедуру три раза и недуг исчезнет.

Народ, узнав о волшебном даре Евдокии, записывался к ней в очередь. Как бы ей ни хотелось помочь всем, но нуждающихся было гораздо больше, чем она могла бы принять за всю оставшуюся жизнь, даже если бы работала без сна и отдыха. Письма приходили даже с самых дальних уголков страны. Ее популярность раздражала многих священников, и даже Патриас до конца не понимал, что с этим делать. В детстве Евдокия страдала приступами эпилепсии. Бабушка, вместо того чтобы лечить внучку, отвела ее в церковь. Девочка искренне верила во Всевышнего и молилась каждый день. Уже тогда проявились ее необычные способности: приходили вещие сны, она могла распознавать болезни и даже предугадывала катастрофы. Бабушка истово верила, что Евдокия – божий дар грешным людям и однажды она спасет весь мир. Девочка пришла в монастырь на общих основаниях, без каких-то особых привилегий. Сперва она была трудницей, работала усердно и со временем перешла в послушницы, а через несколько лет приняла постриг монахини.

О Евдокии ходило много слухов, но еще больше было споров. Ее методы были, мягко говоря, неординарны, а некоторые священники считали их незаконными. Иногда она впадала в подобие транса и проводила в этом состоянии много времени. Вся ее деятельность сильно расходилась с позицией Патриасии. Церковь не могла запретить ей службу, но всегда просила прихожан остерегаться ее нетрадиционных практик. Это, наоборот, усиливало интерес людей. К Евдокии обращались с разными недугами, приходили те, чьи родные пили, употребляли наркотики, одна женщина пришла к Евдокии, чтобы та помогла ее ленивому мужу встать с кровати и зарабатывать больше денег. Евдокия бралась за все и не взимала плату, хотя люди сами оставляли пожертвования. Она стремилась помочь своим прихожанам. И от зависимостей избавит, и личную жизнь наладит, и богатство привлечет. Слухи об этой чудотворнице распространилась по стране, что уже создавало проблемы для Патриаса, который прежде был вне конкуренции в духовной жизни общества.

Пожилую прихожанку проводили к выходу, и Евдокия собралась ужинать. На пороге ее комнаты беззвучно возникла фигура.

– Ты же понимаешь, что я не могу тебе помочь, – сказала Евдокия. – на маленькое чудо я способна, и то, если повезет, но в твоем случае нужна чуть ли не благодать господня.

– Я не для себя прошу помощи.

Женщина стояла в дверном проходе, голова ее была покрыта белым платком, черное платье свисало до щиколоток. Евдокия повернулась к ней.

– Для него?

– Да.

– Он сам должен справиться. Я могу подсказать ему направление, но принимать за него решение не стану.

– Я и не прошу от тебя большего, – сказала женщина, – он все сделает правильно, я верю.

Евдокия подошла ближе и осмотрела ее с головы до ног.

– Твои дела совсем плохи, – сказала она, – тебе нужна помощь, которую я не в силах дать. Я знаю, что должна тебе, и, если бы могла, все бы для тебя сделала.

– Мне помогут.

– Кто?

– Всевышний.

– Тогда молись Всевышнему. Я буду просить о твоем выздоровлении.

Ян закуривал третью сигарету подряд. Он невольно вспоминал тот подвал, ряды высоких стеллажей, столы с оборудованием и Марка с каким-то пакетом в руках. Помещение выглядело практически стерильным, а воздух был свежим и теплым. Все это совсем не напоминало ни церковное помещение, ни склад их магазина. Ян думал о том, стоит ли вообще возвращаться в церковь. Он знал, что его заметили, и вопрос только в том, что будет дальше. Идти в полицию прямо сейчас? Но не успел он подумать об этом, как в дверь громко постучали. Снаружи донесся знакомый голос: