Просто-напросто ребенок, помимо тех положительных эмоций, которые он доставляет своим родителям, неизбежно станет причиной для тревоги, страха за его судьбу, а в конечном счете – и лишним объектом для Опеки. Ты вот что пойми, Кирилл: мы ведь не всесильные боги, и наши возможности не безграничны… А родись у Подопечного ребенок – и объем тех средств, которые мы тратим на Опеку, возрастет во много раз!

– По-вашему, бухгалтерский подход к проблеме человека уместен, шеф? – спросил я и тут же понял, что переборщил.

Генон взорвался. Он стукнул кулаком прямо по диспетчерскому пульту, едва не выведя из строя всю аппаратуру, и заорал, что, в конце концов, ему решать, чту Подопечному нужно, а что – нет; что в обязанности диспетчера вовсе не входит решение концептуальных вопросов Опеки и что, самое главное, я упускаю из виду один момент… Тут он замолчап так же внезапно, как и начал кричать.

– Что вы имеете в виду, шеф? – спросил я, тоже начиная злиться.

– Галина, – сказал коротко Генон, и я сразу всё понял и оценил этот аргумент как действительно убойный.

– Простите, шеф, – виновато сказал я, отведя глаза.

– Ладно, – сказал он. – Бог простит… Ты лучше не отвлекайся, Кирилл. Пойдемте, Ариан Диамидович.

Уже у выхода Генон обернулся ко мне и сказал:

– А вообще-то ты идешь по моим стопам, мой хороший. Когда-то и я мучился подобными вопросами…

Уж не знаю, чего больше прозвучало в этот момент в голосе шефа: похвалы в мой адрес или сожаления о том, что люди обречены повторять чужие ошибки…

Когда они ушли, я некоторое время тупо пялился на экраны квадратора, прежде чем сообразил, что меня уже давно вызывает на связь агент номер восемнадцать. Это был один из наших людей в НИИ, где работал Подопечный. Кто это был на самом деле, я не ведал и ведать, в принципе, не хотел: какая мне разница?.. Вообще, у нас много было своих людей в самых разных местах, где имел обыкновение бывать Подопечный, но в НИИ – особенно. Каждый из них имел свой порядковый номер, и все они, наверное, совмещали работу на Опеку с исправным исполнением своих функций в качестве старших и младших научных сотрудников, лаборантов, инженеров-испытателей и прочих штатных единиц.

Агент номер восемнадцать был в состоянии, близком к панике. Через полчаса всех больших и малых начальников собирали на расширенное совещание-летучку с участием директора НИИ господина Теренецкого. Между тем, по сведениям, имеющимся у номера восемнадцатого, на данном совещании заведующий производственным сектором некто Сипайлов должен был выступить с разоблачительной речью, в которой непременно собирался упомянуть с отрицательной стороны и Подопечного. Может быть, никакими оргвыводами этот демарш Подопечному и не грозит, но энное количество нервных клеточек у него наверняка отнимет… Все меры, предпринятые номером восемнадцатым в целях предотвратить критику в адрес Подопечного, результатов не дали, поскольку господин Сипайлов прибыл в НИИ недавно и еще не успел – а может быть, и не захотел уяснить, на каком особом положении здесь находится скромный инженер по технике безопасности. В связи с этим, мне как лицу ответственному и полномочному предлагалось принять соответствующее решение.

Я скрипнул зубами, но вслух заверил номера восемнадцатого, что, конечно же, без внимания его информацию не оставлю. В течение последующих пятнадцати минут я вывел на экран компьютера и тщательно изучил личное дело господина Сипайлова.

Ничего хорошего для себя я там не обнаружил. Судя по его биографии, зав производственным сектором был человеком прямым и принципиальным, и оправдывал свою репутацию правдолюбца несмотря ни на что. За свое пагубное пристрастие к истине он уже не раз был наказан лишением всевозможных премий, увольнением с работы, развалом своей собственной семьи и даже мордобитием, но, видно, испытания только закаляли его характер.

У меня было много разных возможностей заткнуть глотку этому борцу за справедливость на производстве, но я решил выбрать самый верный и быстродействующий способ. Я снял трубку и набрал номер самого Теренецкого.

Однако его на месте не оказалось. Секретарша милым голоском мне сообщила, что еще с утра Павел Александрович уехал в главк и ожидается лишь к самому совещанию. Затем все тем же приятным голосом она осведомилась, кто его спрашивает и что передать, и я вынужден был положить трубку.

М-да, что же делать? Выход напрямую на Сипайлова вряд ли что-то мне даст, наоборот, это может лишь усугубить положение Подопечного: в глазах правдолюбцев телефонные звонки заступников свидетельствуют лишь о том, что в данном коллективе сложилась система круговой мафиозной поруки и коррупции… Но не сбрасывать же этого склочника с лестницы, черт побери, чтобы только помешать ему выступить на совещании!..

А может, организовать неявку на совещание Подопечного?.. Нет-нет, это не годится: потом-то он все равно узнает, каких гадостей про него наговорил Сипайлов. Злые языки передадут, добавив от себя массу такого, чего и не было сказано в его адрес…

Нет, мой хороший, работать надо тоньше, ведь, если верить нашему дорогому Генону, работа у нас филиграннее, чем у какого-нибудь левши, подковывающего блоху!..

Совещание началось вовремя. Теренецкий прибыл из главка к самому началу, так что перехватить мне его не удалось – да я не особенно и старался. Тема, вынесенная в повестку дня, была стандартная: итоги деятельности за минувший квартал и задачи на предстоящий. В прениях каждый из участников получал возможность высказать все, что у него наболело на душе, пожаловаться на отсутствие финансирования и материально-технического снабжения, потребовать расширения штата своего подразделения и пообещать, что в ближайшем будущем, тем не менее, все задачи будут блистательно выполнены. На мой взгляд, в таком же духе совещания в различных организациях нашей бюрократически-производственной страны протекали в течение последних тридцати лет, только раньше выступавшие не обходились без упоминания решений последнего партийного съезда или пленума ЦК, которые, как универсальный ключик, подходили к любой проблеме в жизни общества…