– Что случилось? – спросила я, успев вставить свой вопрос в момент паузы, в течение которой Софочка набирала воздух в легкие, готовя себя для продолжения.

Ответить мне никто не успел, потому что легкие пришли в норму, и Софочка заголосила с новой силой. Понять ее претензии было нелегко, в силу простой причины. Торопясь высказаться обо всем, что у нее наболело, Софочка просто недоговаривала окончания слов. Что так расстроило маму Ирины и довело до такого состояния, понять не представлялось возможным. Оставалось только ждать очередной паузы, связанной с дефицитом кислорода в органах дыхания женщины. Все молча взирали на Софочку, послушно стоя рядом. Я, Света, Марина и, подоспевшие на шум Люда с тетей Галей, наблюдали ее «концерт» с первого этажа. На втором не сводили с нее глаз Ирина, пытающаяся успокоить маму, регулярно дергая ее за руку, Наталья с Вячеславом и Алексей с Иваном. Лицо Вячеслава, в отличие от безмятежных лиц собратьев по несчастью, было пунцовым то ли от злости, то ли от волнения. И я, еще раз взглянув на мужа Наташи, догадалась, что конфликт, который разгорелся таким неожиданным образом, касался именно его.

Я, дождавшись, когда Наталья сделает оборот головы в нашу сторону, махнула ей рукой, давая понять, чтобы она спустилась. Наташа, аккуратно, стараясь обойти и не задеть Софочку, успешно преодолела спуск. После чего, я, Марина, Света и она зашли в гостиную.

– Судя по багровому оттенку лица Вячеслава, это он причастен к этому выступлению? – обратилась я к ней, как только голос Софочки зазвучал приглушеннее. – Что между ними произошло?

– Ой, – выдохнула Наталья и ухнулась на диван, как будто ее ноги отказались ее удерживать. – Софочке больше понравилась наша спальня, чем та, которая досталась им.

– Опять? – хором возмутились Света и Марина, выпучив на Наталью глаза.

– Что значит «опять»? – не поняла я их.

– Да, мы с ними уже все менялись, – забегала и замахала руками Света, расплескивая свои эмоции на нас. – И мы с Ваней, и Леша с Мариной. То ей цвет стен не нравится, то туалет и душевая далеко, то матрас на кровати слишком мягкий, то зеркало не на нужном месте повесили. Достала уже.

И сестра, провела ребром ладони по своему горлу, наглядно показывая, до какой степени Софочка встала всем «поперек горла».

– И мы уже менялись, – продолжила Наташа. – Только ей снова, что-то там не понравилось. Слышишь, как голосит? А Слава только и сказал, что таскать ее чемоданы и сумки по всему дому больше не намерен. Что это был последний обмен.

– Ясно, – изрекла я и с решительностью носорога, спешащего на свет костра, чтобы втоптать его в землю, бросилась на амбразуру под именем «Софочка».

Взбежав по лестнице, я прошла в спальню, где находились оставшиеся вещи Ирины и ее мамы. Подхватив все сумки и чемодан Ирины, я вышла из их комнаты и, бесцеремонно оттолкнув Софочку с дороги, начала спускаться по лестнице. Крик сначала захлебнулся и, побулькав секунд десять, смолк. Меня, уверенно шагающую к входной двери, резко, как плотным покрывалом, накрыло тишиной. Открыв дверь, я сгрузила весь этот багаж на лужайку и вернулась за чемоданом у лестницы.

– А что такое происходит? – глядя на меня сверху вниз испуганными глазами, уже намного тише заговорила Софочка, перевалившись через перила.

– Ничего, – спокойно подняв с пола ядовито-желтый чемодан, собралась я повернуть опять к выходу.

– А-а-а, как это ничего? – не зная, что сказать, промямлила она же. – А наши сумки? Зачем ты их туда?

И Софочка кивком указала на дверь.

– Я так поняла, что тебе не нравится ни одна из спален. Значит, располагайся во дворе. Там и места много и зеркал нет и перина травяная, жесткая. А уж цвет стен м-м-м, лучше и придумать трудно. А, если и они не понравятся, то все претензии к матушке Природе, – ответила я ей, глядя прямо в глаза, и развернулась, чтобы вынести последний чемодан.

– Не надо, – вновь завопила мама Ирины, бегом спускаясь на первый этаж. – Я поняла. Меня все устраивает. Я уже люблю эту спальню. Нет, я все спальни просто обожаю, без исключения.

Она выхватила свои пожитки из моих рук и с визгом: «Ирина, чего окаменела, как истукан», выскочила на улицу.

Друзья, как один, (и даже Ирина) взглянули на меня с благодарностью, а Вячеслав еще и расщедрился на «воздушный поцелуй», сопроводив его улыбкой от уха до уха.

Я, Люда, Марина и тетя Галя вернулись в гостиную.

– Девчонки, – передвигаясь следом, упрекала нас тетя Галя, . – Зачем вы так-то? Она же человек пожилой. Старше вас. Можно же было как-то и по-другому.

Мы втроем переглянулись и, не сговариваясь, хмыкнули, очевидно, подумав об одном и том же. Слышала бы сейчас Софочка, что ее назвали «пожилой», не миновать бы новой бури.

– Можно же было объяснить все, растолковать.

Продолжала наставлять нас тетя Галя, не замечая, что ни мне, ни Марине с Людой это не интересно, потому что, уж в чем, в чем, а в мнении, что Софочка понесла заслуженное наказание, мы были солидарны.

Марина прошла на кухню и открыла холодильник, который оказался заполненным до отказа продуктами и даже выпивкой.

– О, гляньте-ка, как нас встречают. Пан Петар постарался, – не вслушиваясь более в упреки тети Гали, проговорила она.

– Когда это он успел? – еще интенсивнее ощутив, как все сильнее и сильнее набирает во мне обороты подозрение, я удивленно воскликнула. – И почему нам столько внимания?

– Это тот самый Стефан Иванович по его просьбе все привез и, пока ты с паном Петаром на улице разговаривала, он в дом занес и в холодильник уложил, – разъяснила мне Люда, которая оказалась единственной свидетельницей хлебосольности нашего кормильца. – И объяснил еще, как к нему таверну пройти.