– Предлагаю отметить такое событие, заодно использовать эту поездку. У нас отпуск.

– Здорово! – обрадовалась она, – надолго?

– На месяц! Целый месяц, и он наш с тобой.

Задумался и добавил незнакомым голосом:

– Медовый.

Она захохотала.

– Так вот почему ты меня вырядил во все это? Роль невесты! Сошел с ума? Не поздновато ли будет, спустя десять лет?

– Я тебе задолжал этот месяц, – возразил он, – помнишь, когда-то мы толком не смогли никуда поехать. Но, раз уж так вышло!..

Она засмеялась и уже разумно добавила: – Может, начнем наш месяц после этого флакончика, недели через три-четыре?

– Нет! – коротко бросил он и поправился:

– Ты в отличной форме, ты королева этого ресторана…, – помолчав мгновение, добавил: – Вернее, этой набережной…, Тель-Авива! Устраивает?

– Наглый лжец! – засмеялась она, тоже отпив глоток. Официант понял, что, наконец, удобно подойти, вынул ручку, блокнотик и начал писать заказ.

Они долго и с удовольствием выбирали блюда, потом так же долго напитки. Он плохо разбирался в винах, поэтому старался заказать самое дорогое. – Пожалуй, это! – наконец воскликнул он.

– С ума сошел! – прошептала она, – какая-то бутылка 76-го года за шесть тысяч долларов! Ты обезумел? – но продолжала веселиться. Ей нравилась эта игра. В конце концов, сегодня она родилась заново. Сегодня у нее день рождения! А еще этот чертов медовый месяц, что же, остается гулять!..

Официант ничего не понимал. Нет, он был в восторге от этой русской парочки, но не понимал, как можно за бутылку вина отдать такие деньги? Даже за глоток такого вина. Понимал одно – сегодня был его день, а потому продолжал азартно предлагать блюда, перелистывая одну страничку меню за другой. Сейчас он чувствовал себя соучастником неведомого праздника или представления, нереального шоу, которое стоило немыслимых денег, такое даже здесь встретишь редко, и тут его понесло:

– Обратите внимание на это “Шато” 74-го года, вашей маме наверняка понравится. Изумительно терпкий, в тоже время нежный, ненавязчивый и, несомненно, приятный вкус. Ваша мама будет в восторге!..

Неожиданно прервал речь, с удивлением уставившись на человека, который внезапно побледнел и зло произнес:

– Вы его пробовали?…

– Простите?

– Вино 74-го года за десять тысяч баксов вы пили когда-нибудь? – снова гневно посмотрел на официанта и небрежно бросил:

– Мы уходим, – швырнул на стол деньги за аперитив и, подхватив под руку свою нарядную спутницу, повел ее к выходу.

– Ну и семейка! – официант долго смотрел им вслед, не понимая, чем разозлил клиента. Как понять этих русских? Сначала швыряют деньги на ветер, потом быстрее ветра исчезают сами. Вздохнул, взял деньги, которых хватило бы на несколько бутылок мартини, и принялся убирать со стола. Впрочем, убирать было нечего – всего-то два бокала недопитого аперитива и меню, которое эти двое только что так весело разглядывали. А в воздухе еще стоял нежный, удивительно тонкий аромат духов этой пожилой леди… Нет, не пожилой. Судя по возрасту ее сына, ей было около пятидесяти, но для своих лет выглядела она недурно. Замечательно выглядела! Все-таки русские женщины чертовски красивы… Впрочем, это не его дело.

Это был опытный официант, он мог без труда определить возраст женщины. Никакая из них не сумела бы скрыть от его глаз возраст, если шея ее была открыта. По этому нежному месту, которое не закрасишь никакой косметикой, всегда можно понять, кто перед тобой. Об этом нужно знать – а он знал. Иногда ему казалось, что о клиентах шикарного ресторана, где он работал многие годы и обслужил уже тысячи, он знал все. Знал, кем они приходятся друг другу, как ведут себя супружеские пары и как на их месте любовники. Казалось, даже знал, как они делают ЭТО. А семью из молоденькой мамочки и взрослого сына распознать не составило труда. В этой стране неравные браки были по традиции классическими – муж старше жены. Сюда еще не дошла европейская мода. Поэтому, ему и в голову не приходило, что он ошибся. Ужасно ошибся! Тем более что эти двое никак не походили на супружескую пару – уж больно трогательно они себя вели…

Официант в последний раз взглянул на карту вин, вздохнул и закрыл ее. Сегодня, пожалуй, был не его день, – такого в его практике еще не случалось…

– Чертовски красива! – любовался он ее глазами, тонкими оголенными руками, стройной фигурой в голубом платье, немного курносым носиком и прической, которую сама успела сделать на бегу в этой сумасшедшей гонке, в сумасшедшем городе, который, казалось, никогда не спал.

Тель-Авив гулял. Был третий час ночи, а он все гулял, и они вместе с ним. Бродили по улочкам, болтались в каких-то закоулках, забегали в маленькие бары и кафе, совсем не уставая. Он не хотел отпускать этот вечер, не хотел прощаться с бесконечным днем, и теперь сумасшедшая ночь была его продолжением.

Сейчас они, свесив ножки, сидели за круглым столиком какого-то музыкального бара. Никого не удивляли их наряды. Публика состояла по большей части из молодежи и тоже была разодета или раздета, с немыслимыми прическами, одни в джинсах и майках с рюкзачками за спиной, другие в вечерних платьях. Все смешалось в этой праздной толпе, все перепуталось и переплелось – стили и возраст, время и жизнь, день и ночь. Всё и вся сходили с ума! А музыка неистового джаза, или не джаза вовсе, так ударяла по ушам и мозгам, что, казалось, выбьет сейчас из их голов все неприятные мысли, и только бесшабашное веселье будет наполнять сердца…