— Я ведь не отказываюсь, — голосом актёра Смоктуновского ответил магик, — но мне хотя бы приблизительно узнать правила игры.

— Если мяч влетел в ворота — это гол, — я стал зажимать пальцы, — если вылетел за боковую — аут, если за лицевую — от ворот или угловой. Нарушение во вратарской площади — пенальти, в поле — просто штрафной удар.

— А если допустим, ногой ударят в голову — за это что дополнительные очки? — Пилигрим налил себе холодного капучино из бутылки и пригубил его, не подогревая.

— Нет, в голову бить нельзя, и вообще человека в футболе бить нельзя, — я принялся эмоционально размахивать руками, — в том то и суть, в футболе бьют только по мячу.

— Какая страшная игра, — огорчился магик, — этот несчастный, который будет мячом, его же, в конце концов, убьют. Знаете что, я пацифист и пожалуй…

— Да не надо никого убивать! — выпалил я, — мяч — это кожаный шар, голямба.

— Тогда предлагаю переименовать игру в голямбойку, так людям понятнее будет, — улыбнулся довольный сэр Пилигрим.

Если с главным судьей все разрешилось наилучшим способом, то с футболистами вышел не комплект. Все мои «колобки» как один отказались играть, не пойми во что и зачем. А вот Севастьян, наоборот, с радостью согласился. И когда я ему рассказал, что заказал нам одинаковые красно-белые футболки, он привёл меня в кладовую и показал залежалый товар.

— Год назад привёз партию белых труселей и красных чулок, — пожаловался он, — может быть в дополнение к твоим футболкам их тоже как-то задействовать? Новая игра — новая форма.

— Отличные труселя! — я приложил к себе белые из шерсти трусы, — и чулки, если их загнуть по колено тоже сгодятся. Как сыграем, сбагришь всё это махом, я даже знаю кому.

В конторе пока я наполнял водой фирменные бутылки и превращал, малопригодную для питья не кипячёную жидкость, в капучино. В «Рога и копыта» сначала забежал Ванюха, и сказал, что скоро на площади начнётся «прямая трансляция» выступления отца житомирских народов, поэтому временно работать не сможет. Затем отметилась Хелена и тоже отпросилась на сверхважное событие. В довершении зашёл Ярослав Олливандер, и предложил открытие торгового павильона по такому праздничному случаю отложить.

— Не каждый день сам князь перед народом отчёт держит! — поднял указательный палец вверх Ярослав Генрихович.

— У нас в Чудесной стране, таких худородных князей, как грязи, — фыркнула эльфийка, — если вам интересно, что в очередной раз наврёт ваш пустозвон, то можете идти, я сегодня поработаю за всех.

— Вам, как иностранке, позволительно, — обиженно засопел книгочей.

Я закончил превращать воду в кофейный напиток и чмокнул любимую лесовицу в щеку.

— Ири, крошка, — сказал я, — если зайдут воры, грабители или убийцы, то напоминаю у нас ко всем посетителям вежливое отношение. Не забудь сказать, здравствуйте я ваша смерть.

— Кого ты учишь! — Иримэ приподняла из-под прилавка лук и стрелы, — и поздороваюсь, и попрощаюсь, и провожу в последний путь по этикету.

Народу на базарной площади столпилось видимо-невидимо. Вот что значит, нет у людей телевизоров и интернета, подумал я. Сейчас бы запаслись попкорном и колой и лежа на диване, прослушали очередную порцию княжеских обещаний. В самую гущу я конечно не полез. Пристроился с краю, поближе к дому. Здесь ко мне и подошёл патруль стрельцов, который возглавлял сам старшина Федот.

— Что думашь скажет? — шепнул мне на ухо Федотий Федотович.

— Вон самоходная карет из белого города выехала, сейчас всё сами узнаем, — я кивнул в сторону главных ворот княжеского кремля.

Через какое-то время пока князь Игорь Всесветович с сыном и дочерью поднимались на деревянную трибуну, которую предварительно поставили слуги, раздались оглушительные и продолжительные аплодисменты. И чего народ хлопает, недоумевал я, может его сейчас культурно пошлют на три буквы. Или ещё хуже, поднимут налоги. Зачем хлопать раньше времени?

— Уважаемые граждане вольного города Житомира! — начал свою речь Игорь Всесветович, — братья и сёстры! Пришёл день, когда я должен уехать на лечение по состоянию здоровья. Грустно мне покидать свой Житомир. Сколько сил вложено в него!

— В замок свой под Владимиром улепётывает, — зашептал на ухо Федот, — стрелецкий полк развалил и линяет, гад! Кто границу охранять будет, сволочь!

— Очень мне горько прощаться с вами, дорогие мои! — князь пустил картинную крокодилову слезу, а толпа ответила ему громкими криками «молодец» и аплодисментами.