— Всё? — разочарованно протянул он.

— Для человека, который знает одну букву, более чем, — я открыл глаза.

— Да нет, — замялся Ванюха, — нормально написано, потянет, но как-то не законченно. Я признаюсь и чего? В чём я признаюсь? Может чего-нибудь ещё досочинить?

— Хорошо, рискни, — я еле сдержался, чтобы не грохнуться от хохота.

Однако Иван шутку не понял, и в самом деле начал что-то про себя бубнить. При этом он раздражающе, ходил по комнате туда и сюда, и комично заламывал руки. Через пять минут борзописец смешно подпрыгнул на месте.

— Придумал! — задёргался Ванюха, — как там эта… А! У ваших ног я признаюсь! Хочу впердолить я тебе, Хоть на свету, хоть в темноте!

— Значит так, — я тихо затрясся от смеха, — если не хочешь, чтоб тебе воздвигли памятник не рукотворный, то никому этого не читай. Всё литературная пятиминутка закончена!

На кухне, когда я туда спустился, на меня испуганно смотрели четыре чистенькие детские мордочки. Все четверо были аккуратно закутаны в простыни, как после бани. Маришка, если ей на самом деле было семнадцать, тоже выглядела как ребёнок. Лишь большие с грустинкой глаза выдавали в ней человека, который многого натерпелся. Когда её помыли и почистили, то она стала похожа на какую-то актрису из сериалов невысокого росточка. Но больше всего меня удивило, что в волосы и Маришки, и Дениски и ещё двух самых мелких ребятишек Иримэ зачем-то накрутила бигуди.

— По какому случаю массовая химзавивка? — хохотнул я.

— Много ты в красоте понимаешь, — пробурчала эльфийка, — у нас в Чудесной стране всех детей по праздникам завивают.

— А что сегодня Масленица? — картинно удивился я.

— У детей сегодня новая жизнь начинается, — Ири, которая ещё полчаса назад собиралась раскормить ребятишек для продажи, всхлипнула и пригладила мальцов по волосам, — этого негодяя Фомку Шрама нужно отловить и отстрелить ему всё, что ниже пояса! И куда только смотрят стрельцы?

— Кстати, о стрельцах, — я взял старую и рваную детскую одежду, — через полчаса выдвигаемся в стрелецкую слободу.

Я разложил дряхлые пожитки на скамье и поводил над ними рукой. Заплатки сами собой испарились, порванные места зарубцевались, и сам материал одежды приобрел первоначальный яркий и сочный цвет. С текстилем работалось не в пример лучше, чем с железом, в частности с часами.

— Принимайте работу! — похвастался я детям, — новее нового!

Да, вспомнил я, нужно же поколдовать над вещами из купленного мной ящика. Что там волей неведомых течений и ветров занесло сюда из другого мира, кроме советских часов? Я вновь вернулся в свою мастерскую и склонился над плохо пахнущим тряпьём. Ну, ловись брючный женский костюм большой и малый, буркнул я про себя. Процесс превращения наряда для золушек в модные шмотки для принцесс я разбил на две части. Сначала — волшебная первичная обработка всего содержимого в целом, чтобы порванная одёжа соединилась. И лишь затем стал вынимать пусть драные и рваные вещи из ящика по отдельности.

Первое платье оказалась не черной тряпкой, а яркого пятнистого леопардового окраса. Я поводил над ним руками, и получилось супер мини платьишко, которое напяливают на себя некоторые особы в момент отчаянного поиска мужика. Срамота, прокомментировал я наколдованную мною модель. Дальше пошли вещи более пристойного содержания. И даже попалось два брючных костюма. Последним обрело вторую свою жизнь облегающее платье в пол, макси, со стразами.

Брючные костюмы уходят задарма, загрустил я, остаётся ещё пять шмоток, точнее четыре с половиной, так как леопардовое платье в лучшем случае тянуло на половинку. Завтра сутра вывешу их на витрину. Осталось только убедить в этом Иримэ, что в преддверии надвигающейся войны деньги важнее, чем красивая одежда. Каждую полученную мной модель я завернул в отдельный обрез бумаги и спрятал в ящике стола. Кстати о бумаге, её в последние дни на рынке стало в разы меньше. Что не удивительно, так как пули для мушкетов без неё не накрутить. Ещё один признак надвигающейся войны наравне со спичками и солью.

Один свёрток с брючным костюмом со словами, что я своё слово держу, сунул в руки Хелены Ярославны, второй взял с собой в стрелецкую слободу. В сопровождающие, надев на себя приталенный из толстой кожи колет, и прихватив лук и стрелы, напросилась и Иримэ. Именно такой я в первый раз увидел свою эльфийку в циркусе, в полной боевой готовности. Наши же детишки выглядели, как гости костюмированного новогоднего бала. Чистенькие, в новенькой с иголочки одежде и все поголовно кудрявые. Если Дениска с Маришкой могли двигаться в среднем теме, то двух самых мелких ребятишек пришлось взять на руки.

— Как только на горизонте покажется Фома Шрам, сначала скажешь мне, — прошептала лесовица девушке.

— А потом можно будет обратиться и к гробовщику? — хохотнул я.

Но, к сожалению, для городских разбойников мы вместе с детьми тихо-мирно обошли весь рынок и пересекли пустырь между ремесленным кварталом и стрелецкой слободой. Охрану ворот в сторожевой башне сегодня доверили двум подросткам лет по тринадцать. Двое мелких непосед на посту, лучше, чем один большой засоня, улыбнулся я про себя, вспомнив прошлое посещение стрельцов. Увидев нас, они разом схватились за алебарды и встали по краям.

— Вы куды? — высоким мальчишеским голоском обратился один из часовых ребят.

— В каком полку служишь? — с самым серьезным видом спросил я.

— Младший помощник житомирского стрелецкого полка Юрка Лопухин! — вытянулся парнишка по стойке смирно.

— Хвалю за службу! — гаркнул я, — мы к Федотию Федотовичу.

— А, — паренек расслабился и махнул рукой, — там, сутра в голямбойку играют.

— Даже нам попинать ни разу не дали, — обиженно засопел второй мальчишка на посту.