Точно так же, вопреки норманской школе, народное имя Русь и Рось, вместо своей сложной формы Рос-Алане, упоминается некоторыми источниками по отношению к южной России ранее второй половины IX века, то есть, эпохи мнимого призвания Варягов-Руси из-за моря. Уже Иорнанд употребляет эту простую форму (ибо его Rocas есть не что иное, как Rox или Ross); далее, мы видели ее, по поводу народа Рось и Русского каганата, в Бертинских летописях. Ту же простую, несложную форму употребляет географ Баварский, который наряду с Угличами (Unlizi) и Казарами (Caziri) помещает и Русь (Ruzzi). Упоминание о туземном народе Русь под этим ее именем встречается также у арабских писателей второй половины IX века, например у Хордадбега.

В течение восьми веков, протекших от Страбона до известия Бертинских летописей, Роксаланский или Русский народ пережил, конечно, много испытаний и много перемен. Он выдержал напоры разных народов и отстоял свою землю и свою самобытность, хотя и не раз подвергался временной зависимости, например, от Готов, и отчасти от Авар. Не одни чужие племена вступали с ним в борьбу и иногда угнетали его; соседние славянские племена также воевали с ним за земли, за добычу, за дань. Особенно сильные столкновения он должен был выдерживать с племенами Болгарскими, которые в V веке, то есть, после Остроготов из южной России, широко распространились по Черноморским краям от Тавриды до Дуная. Но рано или поздно, мужественный, упругий Роксаланский народ брал верх над туземными и пришлыми соседями. Главная его масса мало-помалу сосредоточилась на среднем течении Днепра, к северу от порогов, в краю, обильном цветущими полями, рощами и текучими водами, в стороне от южных степей, слишком открытых вторжению кочевых народов. В этом краю он построил себе крепкие города и положил начало государственному быту с помощью своих родовых князей, из которых возвысился над другими род Киевский. Здесь Русь развила свою способность к политической организации. Отсюда, из этого средоточия, посредством своих дружин, она постепенно распространила свою объединительную деятельность на родственные ей племена восточных Славян; разумеется, объединение это долгое время совершалось в первобытной форме, то есть, в форме дани. Как одно из наиболее даровитых и предприимчивых арийских племен, Русь с одинаковым успехом предавалась мирным и воинственным занятиям, грабежу и торговле, сухопутным и морским предприятиям; дружинники русские с одинаковой отвагой владели конем и лодкой, мечом и парусом. Их смелые судовые походы по рекам и морям не замедлили сделать громким русское имя на востоке и на западе.

Но возвратимся к русскому посольству 839 года, и спросим: кто были те жестокие варварские народы, которые в эту эпоху препятствовали сношениям Киевской Руси с Византией?

Без всякого сомнения, это были если не сами Хазары, то их данники Угры или Мадьяры. По всей вероятности часть угорских кочевых орд была покорена Турками еще в VI веке. За хазарскими Турками явились, по эту сторону Урала, другие турецкие орды, именно Печенеги; эти последние и потеснили Угров волжских. Случилось то же, что и всегда происходило при подобных движениях в степях юго-восточной Европы: часть волжских Угров сменила хазарскую зависимость на печенежскую; а другая, и вероятно еще большая, часть передвинулась далее на запад по пути, давно проложенному кочевниками, то есть, в степи черноморские. Судя по известию о построении Саркела, Печенеги в первой половине IX века уже находились в степях придонских; стало быть, последнее передвижение Угров в западное Черноморье совершилось не позднее конца VIII века. И действительно, в той же первой половине IX века мы встречаем их там, по свидетельству византийских писателей (именно Льва Граматика и Георгия Мниха). Македонские пленники, поселенные болгарским царем Крумом на северной стороне Дуная, вздумали бежать оттуда с помощью греческих кораблей. Так как главные силы Болгар в то время воевали Солунскую область, то болгарский царь Владимир пригласил на помощь Угров (которых Византийцы при этом называют и Гуннами, и Турками). Угры явились в большом числе на берега Дуная, однако не помешали бегству Македонян. А это событие происходило в эпоху императора Феофила (829-842 гг.), то есть, именно в эпоху упомянутого выше посольства Днепровской или Киевской Руси к этому императору [116] .

Известие о русском посольстве к Феофилу, сохраненное нам Бертинскими летописями, есть драгоценный луч света, прорезывающий тот мрак, который покрывает судьбы Руси перед ее грозным появлением под стенами Константинополя в 865 году. Это известие, несомненно указывающее на существование Днепровско-Русского княжества и на его мирные сношения с Византией уже в первой половине IX века, находится в полном согласии с последующим свидетельством патриарха Фотия о Руси 865 года. Он говорит, что "варвары справедливо разсвирепели за умерщвление их соплеменников; они благословно требовали и ожидали кары, равной злодеянию". И в другом месте: "Их привел к нам гнев их, но, как мы видели. Божья милость отвратили их набег". (Четыре беседы Фотия- архим. Порфирия Успенского). Из этих слов можно понять, что нападению Руси предшествовали ее посольские и торговые сношения с Византией, и не только сношения, но и договоры (ибо известные договоры Олега и Игоря являются только продолжением прежних). Ясно, что какое-то умерщвление Русских людей в Греции вызвало набег Руси на Константинополь.

Подобно латинскому известию о русском посольстве 839 года, византийское свидетельство о построении Саркела также бросает некоторый луч света на русскую историю того времени. Это свидетельство устраняет нашу летописную басню об Аскольде и Дире, освободивших Киев от хазарской дани; ибо оно и показывает, что уже в первой половине IX века границей Хазарского государства на севере было нижнее течение Дона и Волги, и что Хазары стараются с этой стороны защитить себя от нападений других народов, именно Печенегов и Руси. Очевидно, летописное предание или, как мы заметили, смешивало Турко-Хазар с Аварами, или спутывало Днепровскую Русь с Русью Тмутраканской, собственно Болгарской, которая действительно находилась в зависимости от Хазар. Точно так же невероятны известия летописи о хазарской дани у Радимичей, Северян и Вятичей, если принять в расчет географическое их положение. Но вопрос несколько изменяется, если названия двух последних племен примем в более обширном значении, нежели какое они имеют у наших летописцев. Известно, что наша Севера есть то же, что Сервы или Сербы, имя, когдато бывшее не видовым, а родовым названием для значительной части Славянских племен. Точно так же и название Вятичи есть только видоизменение другого родового имени, то есть, Антов или Вантов, Вятов (Венетов). А "безчисленныя" племена Антов, как замечает Прокопий, соприкасались своими жилищами на юге с таврическими и кубанскими Гуннами, то есть, Болгарами [117] .

Вообще, Славянские племена в те времена далеко распространялись на юго-восток, до самого Кавказа и нижней Волги. Только в течение длинного ряда веков многократным наплывом турецких кочевых орд, начиная с Турко-Хазар и кончая Татарами, юго-восточные ветви Славян были отторгнуты от своих соплеменников и впоследствии утратили свою народность. Но в эпоху, о которой идет речь, часть этих Славян входили в пределы Хазарского государства. О том в особенности свидетельствуют арабские известия. В этих известиях Дон и Волга нередко встречаются под именем "Славянской реки". Баладури, писатель IX века, говорит, что арабский полководец Мерван, во время набега на Хазарию, взял в плен 20000 Славян, которых поселил за Кавказом; а такая цифра ясно указывает на присутствие многочисленного славянского населения в пределах Хазарского государства. Масуди прямо говорит, что некоторые племена язычников, обитающих в земле хазарского царя, суть Славяне и Руссы, что из них набираются отряды в его войско и что они населяют целую часть его столичного города Итиля.

Сблизив, при помощи хронологии и других обстоятельств, построение Серкела с известием о Руси Бертинских летописей, мы подходим к уяснению исторической связи между Русью Днепровской и тем краем, который является потом под именем Тмутраканского княжества. До прихода Печенежских орд в Черноморские степи племена Антов, по всем признакам, еще жили почти сплошь от Днепра до Азовского моря. Последнее еще долго потом, до Половцев или даже до Татар, не было обнажено от славяно-русских поселений на северо-западных его берегах и славяно-болгарских - на юго-восточных. Если обратим внимание на положительное известие Масуди о том, что Руссы живут на одном из берегов Русского моря, на котором никто, кроме их, не плавает, и если под этим морем признаем преимущественно Азовское (ибо о Черном никак нельзя было сказать того же), то убедимся, что еще в X веке Русь сохраняла свои поселения на Азовском побережье и свою связь с этим побережьем. Эта связь объяснит нам многое в начальной истории нашего государства. Обыкновенно думали, что Киевская Русь сообщалась с Тмутраканью и ходила в Азовское море Днепром и Черным морем, то есть вокруг Таврического полуострова. Такое мнение не выдерживает более тщательного рассмотрения обстоятельств. Наша историография, очевидно, увлекалась картинным описанием плавания Руси в Византию у Константина Багрянородного. Историография доселе не задала себе простого вопроса: Константин описывает только путешествие в Грецию, а каким способом Русь возвращалась назад в Киев? Если плавание сквозь пороги вниз по Днепру было сопряжено с такими трудностями, то как же оно могло совершаться вверх, против течения? Чтобы Руссы переволакивали свои ладьи посуху мимо всех порогов, то есть на расстояние 70 или 80 верст, это совершенно невероятно. Из описания Константина видно, что когда они плыли вниз, то большей частью и не вытаскивали своих лодок на берег, а проводили их у самого берега по мелкому каменистому дну или спускали по быстрине. Притом Константин описывает собственно торговый караван; а как совершалось плавание военного флота в несколько сот и даже тысяч ладей, отправлявшегося грабить берега Черного или Каспийского морей, и как он возвращался домой, этого не объясняет нам прямо ни один источник.

Не было ли еще какого пути из Киева в Азовское море?

Такой путь действительно был. На него указывает Боплан в своем описании Украины. Рассказывая о возвращении Запорожцев из своих походов по Черному морю, он поясняет, что кроме Днепра у них была и другая дорога из Черного моря в Запорожье, а именно: Керченским проливом, Азовским морем и рекой Миусом; от последнего они около мили идут волоком в Тачаводу (Волчью Воду?), из нее в Самару, а из Самары в Днепр. В настоящее время такие степные реки, как Миус или Волчья Вода, не судоходны. Но они, как видим, были судоходны еще в XVII веке. Судя по Боплану, пространство между Днепром, Самарой и Миусом в его время еще было обильно остатками больших лесов. В XIII веке Рубруквис, описывая свое путешествие к Татарам, также говорит о большом лесе на запад от реки Дона. Отсюда можно заключить, какие густые леса росли в более глубокой древности; а они-то и обусловливали значительную массу воды в реках этого края. Особенно в полную воду судоходство могло совершаться беспрепятственно, и сам волок между Волчьей Водой и каким-либо ближним притоком Миуса или Калмиуса, по всей вероятности, покрывался водой.