После массовой исламизации караханидских тюрков около 960 г. разгорелась длительная «борьба за веру» — войны Караханидов против своих «неверных» соседей на севере и востоке, войны длительные и жестокие, но почти неизвестные мусульманским авторам, как, впрочем, и многие другие стороны жизни Караханидского государства.

Однако окрашенные религиозными мотивами войны породили особый вид героических сказаний, эпических богатырских поэм, главными героями которых были гази — «борцы за веру», сражающиеся с язычниками на рубежах стран ислама. Появились такие поэмы и в среде караханидских тюрков. Отрывки из них сохранились случайно, в той мере, в какой Махмуд Кашгарский, собиратель тюркского фольклора, записал и использовал повествования о гази в качестве примеров своего словаря. Главным героем тех отрывков, которые записал Махмуд, был гази Арслан-тегин, иногда именуемый еще бекеч «принц». Не исключено, что впоследствии он стал одним из первых караханидских каганов, но надежное отождествление вряд ли возможно. Иногда главным героем поэм выступает сам «хакан», имя которого у Махмуда отсутствует. Впрочем, оно и не нужно было Махмуду, ведь приводимые им отрывки героических повествований были лишь стихотворными примерами, поясняющими употребление какого-либо слова.

Главные враги Караханидов, племена тюрков-язычников, несколько раз перечисляются. Это уйгуры-идолопоклонники, что жили за рекой Ила (Или), в стране Мынглак. Это ограки, пограничное племя, которые жили в местности Кара Йигач. Это прииртышские йемеки. Но самым страшным врагом Караханидов был союз трех племен: басмылов, чомулов и ябаку, а также соседи ябаку — каи. Все три племени известны по китайским и древнетюркским источникам. Их земли еще в VII–VIII вв. протянулись от восточной части Семиречья, через Тарбагатай, Северную Джунгарию, Алтай до Оби. Новая мусульманская держава, с ее стремлением навязать свою власть и свою идеологию, отрезала эти племена от богатых городов и селений Семиречья и Восточного Туркестана, поставила под свой контроль часть привычных кочевий. Столкновения перерастали в войны, войны становились частью повседневной жизни и тянулись десятилетиями. Лишь иногда известие о прорыве язычников или обращении их в ислам мелькало на страницах мусульманских хроник. И только песни о героях-гази, попавшие на страницы грамматического труда почтенного филолога из Кашгара, отразили то напряжение и непримиримость, предопределившие силу и глубину будущего прорыва мусульманского барьера, массовость и стремительность миграций к новым землям и новым границам.

В эпических отрывках инициаторами войн чаще всего изображаются ябаку (алтайская ветвь карлуков), чомулы (остатки древнейших гунно-тюркских племен Семиречья, чуми китайских источников) и басмылы, которых уйгурская руническая надпись начала IX в. называет «сорокаплеменными басмылами». Именно басмылы после падения Тюркского каганата стали наследниками имперской традиции — их вожди были из рода Ашина, но власть и титул были отняты у них уйгурами и карлуками.

Особенно досаждал мусульманам бек басмылов и вождь ябаку Будрач, носивший прозвище бёке «большая змея, дракон». Сохранился отрывок сказания о решающей битве мусульман с «Великим Змеем» Будрачем. Тот пришел в страну мусульман с семисоттысячным (!) войском, но гази Арслан-тегин во главе сорока тысяч мусульман разгромил и пленил его. Вот отрывок из речи гази накануне битвы:

События, отзвук которых сохранился в эпосе, датируются, скорее всего, второй половиной X — началом XI вв. Эту войну, самую опасную из всех, что вели с «неверными» тюрками Караханиды, допустимо сопоставить с другой крупномасштабной военной операцией, упомянутой Ибн ал-Асиром, арабским историком XIII в. Согласно его сообщению, в 1017–1018 гг. «300 тыс. шатров тюрок вышли из Сина (Китая)» и появились в Семиречье. Баласагунский Туган-хан отбил их и разгромил в ходе длительного преследования [Dankoff, с. 151–165].

Однако для уверенного сопоставления обоих событий имеются определенные трудности. Ибн ал-Асир называет среди противников Туган-хана китаев (киданей), владевших в то время Северным Китаем. Действительно, в начале XI в. отмечается активность западной политики императоров династии Ляо, т. е. киданей. В 1027 г. в Газну, к султану Махмуду прибывает киданьское посольство с предложением об установлении связей. Именно после этого посольства в труде ал-Бируни, написанном в Газне около 1029 г., в списке тюркских племен упомянуты куны и каи как самые восточные из тюрок. Никогда позднее Бируни их не упоминал.

Скорее всего, то общее и схематическое представление о передвижениях кочевых племен от границ Китая до Сыр-Дарьи, которое попало из устной традиции, бытовавшей в огузско-сельджукской среде, на страницы труда Марвази, просто не отражено у мусульманских историографов. Единственным намеком на те же события является, кроме рассказа Марвази, вполне фольклорное повествование армянского историка XI в. Матфея Эдесского о нападении «народа змей» (тамгой каи была змея) на «желтых», т. е. шары.

Независимо от того, кто были куны (под этим именем известно одно из племен тогуз-огузов, оказавшееся после краха Уйгурского каганата на новой территории и вытесненное оттуда, если полагаться на сведения Марвази, кытаями-киданями) и была ли война между названными у Марвази племенами или они двигались по «принципу снежного кома», западная миграция восточных тюркских племен была результатом неблагоприятных для них политических условий, возникших в X в. вследствие создания на востоке империи Ляо, в Восточном Туркестане и Семиречье — Караханидского каганата.

Именно после кровопролитных войн с Караханидами, часть «сорокаплеменных» басмылов, противящаяся принятию ислама, покинула прежние места обитания. Марвази прямо говорит о том, что это были шары. Во главе басмылов стояли князья из древнего каганского рода Ашина, и этим объясняется другой намек Марвази об известности шарм только благодаря имени их вождя, происходящего из басмылов. Одна группа шары оказалась на востоке. Судя по маршруту, приведенному Марвази, они ували в низовья Эдзии-гола, т. е. в страну тангутов, воевавших с Караханидами. Другая группа, слившаяся с каи и кунами, оказалась в Семиречье и близ Сыр-Дарьи. На этом рассказ Марвази обрывается.