Столь же успешно действовал и главный корпус монгольской армии во главе с Чингиз-ханом; к маю 1220 г. весь Мавераннахр был в руках завоевателей. Летом и осенью 1220 г. монголы взяли Мерв, Тус и другие города Хорасана. В результате зимней кампании 1220–1221 гг. был завоеван Хорезм, и завершились военные действия монголов в Средней Азии. Весной 1221 г. Чингиз-хан переправил свое войско через Аму-Дарью и война сместилась на территорию Хорасана, Афганистана и Северной Индии. 30-ти тысячный корпус под командованием полководцев Джэбэ-нойона и Субэдэй-нойона, выступив из Северного Ирана, в 1220 г. вторгся в кавказские страны и, разгромив аланов, кипчаков и русских на реке Калка, проник в степи нынешнего Казахстана с северо-запада.

Но вернемся в Южное Приаралье. Джучи оставался весь 1220 г. в Дженде; оттуда, с берегов Сыра, в следующем году он повел свой корпус на Хорезм. Чингиз-хан отправил ему на подмогу из Бухары Чагатая и Угедея со значительными силами. Передовые отряды монгольского войска подступили к Гургенджу (город у Аму-Дарьи в северной части Хорезма), военной хитростью заманили хорезмийцев в западню, перебили до тысячи человек и следом за беглецами ворвались в город, но под напором горожан вынуждены были отступить. Тем временем подоспели основные войска монголов, численностью до 50-ти тысяч воинов. Город был обложен со всех сторон, и осада началась. Жители города не только защищались с большим упорством, но при случае сами переходили в атаку. Действуя таким образом, хорезмийцы перебили множество вражеского войска. «Говорят, — писал Рашид ад-Дин в начале XIV в., — что холмы, которые собрали тогда из костей убитых, еще теперь стоят в окрестностях старого города Хорезма».

Главной причиной неудачи монголов были, по словам мусульманских авторов, раздоры между братьями Джучи и Чагатаем. Первый старался спасти от разрушения цветущий город, а второй желал быстрейшей победы любой ценой. Когда эта весть дошла до Чингиз-хана, он рассердился на старших своих сыновей и назначил начальником всего войска Угедея, который являлся их младшим братом. После этого монгольские воины «дружно направились» на штурм и в течение семи дней захватили весь город целиком. Жителей вывели в степь, отделили от них ремесленников, малолетних детей и молодых женщин, чтобы угнать в полон, а остальные люди были перебиты. Покинув поле, усеянное изрубленными телами, войско завоевателей занялось разграблением и разрушением домов и кварталов. Завершив операцию на берегах нижнего течения Аму-Дарьи, Чагатай и Угедей вернулись к своему отцу, а Джучи с вверенным ему корпусом, со всеми чадами и домочадцами остался в Приаралье.

Зиму 1222–1223 гг. Чингиз-хан провел в Самарканде. В начале 1223 г. он выступил оттуда с намерением устроить весеннюю охоту в степях Присырдарьи. Джучи получил приказ пригнать диких куланов из Кипчака. Во исполнение приказания отца, он пригнал табуны онагров и кроме того в виде подарка еще 20000 белых коней. Встреча Джучи с отцом и братьями произошла на равнине Кулан-Баши, в нескольких переездах от Сайрама. Устроили курултай, состоялась грандиозная облавная охота с участием всех царевичей, и все лето 1223 г. они провели вместе в тех пределах. Затем выступили из степи Кулан-Баши, шли медленно от стоянки к стоянке, пока не достигли Иртыша. Там они провели лето 1224 г.; там же состоялась встреча Чингиз-хана с его любимыми полководцами Джэбэ-нойоном и Субэдэй-нойоном, которые из Северного Ирана отправились в рейд по кавказским странам. Воздавая долг их верности, мужеству и отваге, хан устроил курултай с пирами. Осенью того же 1224 г. повелитель монголов снялся со стоянки и последовал с войском, слугами и челядью на восток.

Чингиз-хан возвращался из западного похода в свою Монголию триумфатором, будучи в то же время повергнут в глубокую скорбь. Дело в том, что сравнительно недавно ему стало ведомо, что он, повелитель мира, властелин вселенной, перед смертью — обыкновенный, рядовой человек. А поведал ему об этом китайский философ-отшельник Чан-чунь. Но все по порядку.

Мы все, живые, явились в этот мир, чтобы уйти в не бытие навсегда. Эта грустная истина, и она стара как мир. Однако в каждую эпоху находились люди, которые верили в вечную жизнь и желали себе бессмертия. Чингиз-хан был из их числа. Небо — вечно, Земля — вечна, Время — вечно, а люди смертны. Чингиз-хан не желал принимать мир таким, какой он есть. Он уверовал в свою исключительность и ожидал, что однажды, что вот-вот Тэнгри ниспошлет ему вечность с высоты своих Небес. И вот случилось так, что как-то раз (очевидно, во время пребывания Чингиз-хана в Китае) ему доложили об основах даосизма — одном из направлений древнекитайской философии, суть учения которого — поиски вечного счастья, достигаемого десятью добродетелями. Чингиз-хан буквально понял даосское учение о вечном счастье и еще летом 1219 г., находясь в долине Иртыша, вызвал к себе представителя школы даосизма Чан-чуня, надеясь получить от философа, который пользовался большой славой в Китае, «лекарство для вечной жизни». Но в начале осени Чингиз-хан отправился со своими ордами покорять западные страны, так что Чан-чуну пришлось совершить долгое путешествие от Китая (через Монголию, Уйгурию, Кульджинский край, Семиречье и Мавераннахр) до Гиндукуша. Встреча монгольского хана и китайского отшельника, намеченная на осень 1219 г. на берегу Иртыша, состоялась таким образом лишь весной 1222 г. в долине Аму-Дарьи. Описание удивительного путешествия Чан-чуня, сделанное одним из его спутников-учеников дошло до нас. Русскоязычному читателю оно доступно в переводе Кафарова (Архимандрита Палладия). Нижеследующий диалог взят из этого перевода.

16 мая 1222 г. Чан-чунь со своими спутниками-учениками наконец-то прибыл в ханскую ставку, находившуюся в то время в четырех днях пути от места переправы через Аму-Дарью; устроился, затем отправился на аудиенцию. Чингиз-хан пригласил его сесть и приказал слугам подать ему кушанье; потом, через переводчика, спросил его: «Святой муж! ты пришел издалека; какое у тебя есть лекарство для вечной жизни, чтобы снабдить меня им?» На вопрос хана Чан-чунь ответил: «Есть средства хранить свою жизнь, но нет лекарства бессмертия». Чингиз-хан ничем не проявил своего разочарования и только похвалил учителя за чистосердечие и прямоту. Он приказал приготовить две юрты для его помещения, на востоке от ханской. Затем три раза 20, 24 и 28 сентября 1222 г. Чингиз-хан слушал наставления Чан-чуня и приказал записать его речи. Во время всех бесед Чан-чуня с Чингиз-ханом переводчиком служил Ахай, который происходил из кара-китаев и был в то время наместником Самарканда.

Течет река времени; вот наступает осень 1224 г. Чингиз-хан возвращается в Монголию, примирившись с открывшейся ему печальной истиной, что нет средств достичь бессмертия и что единственная форма долгой жизни — старость. Ему 69 — четвертый возраст, осень жизни. Он покидает Кипчак и едет на восток, чтобы там, в глубине Азии, найти свой конец. Сыновья его возвращаются вместе со своим отцом, кроме Джучи, своенравного первенца, который остается в полюбившихся ему Кипчакских степях, чтобы заняться заботами правления.

Осень 1219 г., долина Иртыша — Чингиз-хан со всеми своими сыновьями и со своими главными силами отправляется в поход на запад. Осень 1224 г., опять долина Иртыша — Чингиз-хан возвращается домой на восток. Между этими датами сложнейший период истории народов Средней Азии и Казахстана.

Орды Чингиз-хана всесокрушающей лавиной пронеслись по степям, городам и весям. Война — всегда крайность, и как безумно жестоки бывают люди в войну. Унесены в небытие десятки тысяч жизней, покалечена судьба сотен тысяч человек, развеяны в прах плоды созидательного труда многих поколений людей, попраны святыни, поруганы святые. Сыны Кипчака и Хорезма, Мавераннахра и Хорасана потрясены; кажется, настал предел Божьему милосердию и нет больше земной будущности. Вот отзыв о тех событиях мусульманского историка Ибн ал-Асира, современника Чингиз-хана. «Если бы кто сказал, — писал он в своей знаменитой хронике „ал-Камил фи ат-тарих“, — что с тех пор, как Аллах всемогущий и всевышний создал человека, по настоящее время, мир не испытывал ничего подобного, то он был бы прав: действительно, летописи не содержат ничего сколько-нибудь сходного и подходящего. Из событий, которые они описывают, самое ужасное то, что сделал Навуходоносор с израильтянами по части избиения их и разрушения Иерусалима. Но что такое Иерусалим в сравнении с теми странами, которые опустошили эти проклятые, где каждый город вдвое больше Иерусалима! И что такое израильтяне в сравнении с теми, которых они перебили! Ведь в одном отдельно взятом городе, жителей которых они избили, было больше, чем всех израильтян. Может быть род людской не увидит ничего подобного этому событию до преставления света и исчезновения мира, за исключением разве Гога и Магога. Что касается Антихриста, то он ведь сжалится над теми, которые последовали за ним, и погубит лишь тех, которые станут сопротивляться ему; эти же (монголы) ни над кем не сжалились, а избивали женщин, мужчин, младенцев, распарывали утробы беременных и умерщвляли зародыши» [Тизенгаузен, т. 1, с. 2].