А дальше — драка, разрушенная статуя, Эбес, которому резко стало плохо, магический резонанс от артефактов, вызвавший взрыв... И мой арест.

— Я никогда не задавалась этим вопросом, но что ты там делал, Эбес?

— Долгая история. Буквально за пару дней до этого происшествия я случайно подслушал разговор Мессера и моего деда, — Эбес сложил ладони в замок и положил на них подбородок. — И узнал всю правду. Правду о том, что мою силу буквально купили, а до меня самого никому нет дела. Не могу сказать, что это стало шоком — к тому времени я уже подозревал об этом. Но, по итогу, все равно был шокирован и оказался достаточно неосторожен — меня заметили. Они ничего не стали скрывать, а сделали мне предложение.

Эбес замолчал, немного нервным движением поправил волосы.

— Какое?

— Ты знаешь, как поглощается сила статуи? Берешь специальный кулон, одеваешь его, подходишь к статуе, ломаешь ее. И сила статуи через кулон входит в твое тело. В первое время после такого вливания сил тебя буквально выворачивает, но потом становится легче. Они... дали мне кулон и предложили магически навесить его на тебя, когда ты будешь рядом со статуей, потому что им нет никакой разницы, буду это я или ты. Понимаешь... все, что происходило — они все знали. И даже то, что ты со дня на день придешь в комнату по призыву — тоже. Эта мисс Беберина, которая показала тебе журнал, действовала сознательно. И она установила наблюдательный артефакт перед твоим приходом, поэтому у дознавателей была вся информация. Мессер сказал мне обращаться к ней, если у меня будет что-то не получаться.

— Тогда почему ты не сделал это? Почему, в итоге, кулон оказался на тебе? И ты сам поглотил силу статуи, подвергая себя опасности? — спросила я.

— Зато ты легко разобралась с Акреоном, — заметил Эбес. — Он был уверен, что я тогда надел на тебя кулон, ты впитала энергию статуи. А в итоге попробовал украсть твою магию, за что и получил сильнейший конфликт сил. Забавно, правда? И ведь никак не проверить! Кулон был в кармане, перемещался магией, а после того, как силы попадали в тебя, тут же бесследно исчезал. Они так делали, чтобы их никто не заподозрил, а по итогу подставили сами себя.

— Я тебя не об этом спрашиваю, — спросила я, даже не пытаясь скрыть раздражения: вот же упрямая мелочь.

— Эй! — возмутилась одна из демониц. — Не повышай на нашего младшенького голос!

— Эй! — передразнил Лефиус. — Не влезай в диалог людей, если не хочешь, скажем, получить заклятие молчания. Сами разберутся. Ну, продолжайте, не стесняйтесь, очень интересно.

Демонесса замолчала, но всем своим видом демонстрировала, как недовольна происходящим.

— Потому что я не планировал его на тебя надевать, — сказал Эбес.

— Тогда что ты делал в специализированной комнате призыва? Решил погулять ночью?

— Решил доделать исследование, чтобы защитить себя. Ты же понимаешь, по какому принципу действовали Мессер с Акреоном? Они изолировали человека от общества, не позволяли заводить много связей, выбирая лишь тех, на чье исчезновение не обратят большого внимания. Ты же сама через это прошла за последние годы? Все эти статьи в газете, все эти попытки запугать тебя, письма с угрозами, твоя перевернутая вверх дном комната, даже тот случай, про который ты мне рассказывала в письме! Когда ты вышла из академии, а на тебя напали? Это все тоже часть их плана по изоляции тебя от общества. Ты пропадешь или пропадет твоя магическая сила — никто не заметит. Вот поэтому я так стремился завершить исследование — оно бы сделало меня знаменитым в кругу магов. И связало бы Мессеру с Акреоном руки. Одно дело, когда что-то случается с никому неизвестным учеником, а другое — ученый, внесший весомый вклад. Последнее бы так просто не оставили. Но я совсем не ожидал тебя в комнате призыва, немного вышел из себя, мы расколотили статую, я случайно впитал ее энергию, рухнул в обморок, отвалялся в лазарете неделю, чтобы потом бежать без оглядки от Мессера и Акреона. Лишь благодаря твоему последнему письму я понял, что они не догадались, что сила статуи теперь, к сожалению, во мне, а тебя преследовали зря.

— Почему к сожалению? Если бы не она, то ты никогда бы не призвал нас. Знаешь, как мало в этом мире мужчин-призывателей, способных призвать нас с сестрой одновременно? А по одиночке мы не ходим. Так что, пожалуйста, не жалей.

— Не буду, — улыбнулся Эбес.

В их разговорах не было ни капли романтики, лишь теплота и защита... Если бы у Эбеса и впрямь были любящие сестры, то они выглядели бы именно так. Кажется, Эбес обрел семью. Хоть какая-то компенсация за все страдания, причиненные Мессером и Акреоном.

— Да уж, — вздохнул Краус фон Аффет. — Даже предположить не могу, сколько мы все это разгребать будем. Не говоря уже о том, что с проблемами с призывом нам теперь, похоже, придется смириться.

В кабинете Крауса фон Аффета воцарилась тишина — все обдумывали услышанное. Лишь Лефиус, казалось, абсолютно равнодушно отнесся к происходящему.

— Что ж, если на этом собрание завершено, то мы, пожалуй, пойдем. Все виновных занесите в список, передайте мне, я подумаю, как их наказать. А пока нас с Вилиной очень сильно ждут очень важные дела. Боюсь, если мы не успеем все сделать, вовремя, то случится большая катастрофа, — сказал Леф, и мы вышли из кабинета.

Лишь в коридоре, отойдя от кабинета Крауса на приличное расстояние, я не выдержала и спросила:

— Лефиус, про какие дела ты говорил? Что за катастрофа?

— Катастрофой буду я, если мы все провалим. А важные дела — это, конечно, выполнение самого лучше желания самой прекрасной призывательницы. Моей Рисшеэннэ.

— Прямо сейчас? — покраснела я, когда Лефиус буквально втолкнул меня в нашу спальню, закрывая за собой дверь.

— И прямо сейчас, и чуть-чуть попозже, и всегда, — улыбнулся Леф. — Исполнения этого желания, другого. Все, что ты захочешь. Все, что захочу я. Мы сделаем это вместе.