Патонатомы решают вопросы только в части смертей, происшедших в стенах лечебных заведениях, и то, если поступает жалоба на действие врачей, то работаем мы. А если есть хотя бы подозрение на насильственную сметь — точно наш клиент, хоть с остановки, хоть с работы, хоть с пруда, хоть из дома.

Смотрю на неё и молчу. Папа откашливается. Он один из тех, кто с трудом человеческую глупость переносит.

— Алёна не патологоанатом, она судебно — медицинский эксперт, — назидательно сообщает Наташа.

Час назад я испытала шок от восторга. Они с папой мне сюрприз сделали. Подруга к мужу в Женеву летела, и сделала крюк… небольшой, чтоб со мной повидаться.

Как бы она не старалась, мне всё равно, в конечном счете, приходится вступать в диалог. Объяснять разницу между нами и патонатами, излить душу — как я решилась в такую «жуткую» сферу идти, рассказывать из чего работа моя состоит. Спасибо, что хоть сценку показывать не приходится — «Как Алёна приезжает на место совершения преступления».

— А какая смерть самая легкая? Как по — твоему, так чтоб не страшно, — после ее вопроса смотрю на Борю, он тут же взглядом передо мной извиняется.

Смерть и «не страшно» — вещи диаметрально противоположные. Всегда.

— Такой не бывает, Ульян. Умирать страшно всем, и тем кто болеет долгие годы, и тем кто суицид совершает, и тем у кого не совместимое с жизнью ранение. Мгновенная смерть — понятие абстрактное. За пять минут предсмертной агонии столько боли и ужаса человек испытать успевает. Я нет, даже думать о таком не хочу. Асфиксия, удушье — сущий кошмар. Порядка десяти минут метаний и борьбы организма за жизнь. При нехватке кислорода, каждая минута длинною в годы становится. Колоссальное угнетение сознания. Надо думать о том, как ты хочешь жить, а не как умирать, — очень хочется тему на нет свести.

Буду считать, что собеседник я интересный, раз Ульяна не останавливает свой поток вопросов.

— А часто вы вскрытия не производите, если причина и так ясна?

— Она порой не может быть стопроцентно ясной даже после вскрытия. Для подтверждения диагноза проводятся экспертизы различные, от крови до частичек органов проверяются.

— Вот смотри, привезли тебе труп, у него из груди нож торчит. Зачем вскрывать?

— Не проводится вскрытие только по решению, документальному, следователя или прокурора. Без него нам необходимо черепную коробку, грудную клетку и брюшную полость исследовать. Обязательно. Я могу, к примеру, предварительно заключение дать, если следствию надо в сжатые сроки определить, куда двигаться, но итоговое всё равно будет через неделю — две. Нож воткнуть могут и посмертно. И это уже статьи для обвиняемого совершенно разные. Или же наоборот, его могли избить предварительно, мучить, издеваться. Классификация и сроки разные вполне могут быть.

— А можно не понять и живого человека вскрыть? — глаза у моей собеседницы пылают. Сенсации ждет.

Мимолетный взгляд на папу бросаю. Он посыл мой улавливает. Откидывается на спинку стула.

— Если отвлекся, или в запаре, то конечно. Кричат правда сильно, — губы плотно сжимаю в досаде.

— С кем не бывает, — флегматично добавляет папа, тянется за бокалом минералки. — У нас тоже, разрез сделали, а оказалось не с сердцем проблема. А что уже делать? — смотрит в глаза Уле, серьезно. — Приходится оперировать, — головой покачивает, мол, вот такие дела.

Все собравшиеся сарказма не уловили. Только Ната, прикрыла рот салфеткой и ржет беззвучно, аж слезы в глазах собрались.

Вопросы почему — то прекращаются. Обсуждается всё, от учебы Марка, моего племянника старшего, до беременности сестры. Только тема работы больше не поднимается. Шлю воздушный поцелуй папе через стол, он ловит игриво. Выглядит очень довольным.

— Пошлите, девчонки, покурим, — обращается к нам с Натой. — Позвоним Кириллу Алёнкиному. Он прилетел, Наташ? — подруга кивает в ответ.

— Ты ох**ла? — спрашиваю одними губами, повернувшись к ней.

— У него игра, — врет, глядя мне в глаза.

— Пи*ди меньше, — выходит из меня не шепотом. Упс.

Мама тут же ойкает, краской заливает.

— Кто такой Кирилл? Мальчик Алены? Дочь, ты почему не рассказала сама? Как же так, мы его не позвали, — всплескивает моя родная руками.

С кислой рожей смотрю на Наташу. Давай теперь сама объясняй. Я же им говорила, что никого. Времени нет, работа и ещё раз работа.

— Ой, Лидия Витальевна, Алёна Вам не сказала? Такой мальчик хорошенький. А какой романтичный, столько цветов ей перед отъездом подарил. Сейчас покажу, — тянется за своим телефоном, под аккомпанемент моей бьющей об пол челюсти.

Так знатно меня никто не топил.

— Что, блд, это было? — спрашиваю как только Наташа ко мне на веранду выходит. Я позорно сбежала. — Что за микс из мужиков и их поступков?

— Даю Кириллу шанс, — спокойно отвечает, устраиваясь напротив меня. — Леня, прости меня, детка, для тебя староват. О женатиках и говорить не хочу.

— Тебе не стыдно мою маму обманывать?

— А кто обманывает? Ты с ним из клуба уехала? Уехала. Спал он где? В твоей квартире. С твоим занудством это уже почти семейная жизнь. Шаг семимильный. Ты чего уперлась? Реально парень в тебе заинтересован, стал бы столько времени тратить. За разницу в возрасте только молчи, — ладонь вперед выставляет, осекая меня. — Перестань себя недооценивать. Ты потрясающе выглядишь.