В этот момент дверь отворилась и на пороге нарисовалась рыжая бородатая физиономия старика в белой косоворотке и полотняных штанах.

— Чего вам, барышня? — добродушно улыбнулся он, окинув меня приветливым взглядом.

— Я… — промямлила я в ответ. Паникующая Мира вдруг затихла. Ага, почувствовала своего. Я порывисто вздохнула и протянула бумажку домовому. — Вот. Я из бюро по найму работников. Вам посудомойщицы нужны?

Он поскрёб затылок пятернёй.

— Дык, вроде не было от хозяина никаких указов… — старик развёл руками, но дверь всё же отворил. — Вы это… Проходите, барышня.

В груди стало тихо и пусто. Похоже, что вторая душа грохнулась в обморок.

Шумно выдохнув, я перешагнула порог. Домовой бодро посеменил по коридору. Я уныло плелась за ним, думая, в какую авантюру меня угораздило ввязаться, и повторяла как молитву: «Просто нет выхода, чтобы сделать что-то по-другому…»

Не помогало. Коленки отчаянно дрожали, каждый шаг отдавался ледяным ударом в животе. Лицо онемело фарфоровой маской, нервы натянулись до тихого звона в ушах. Хорошо, что Мира молчала. Если бы она сейчас издала хоть один звук, я бы точно задала стрекача.

Домовой посторонился, пропуская меня в гостиную.

— Вы, барышня, проходите. Обождите чутка. Я сейчас всё узнаю…

Мне показалось, что я попал в другой мир. Высокие потолки, витражные окна с тяжёлыми тёмно-бордовыми шторами. Вдоль стен, отделанных тёмными панелями, стояли пара громоздких шкафов, забитых книгами. Между ними на резной подставке возвышался стеклянный куб с коротким мечом.

При виде него Душа внутри дрогнула. «Мы сейчас в кабинете самого страшного человека Араканы», — прошептала Мира, и по коже пробежал озноб страха, смешанного с восторга. Как в детстве, когда замышляешь озорство и надеешься, что тебя не поймают родители. — «Всё же синий цвет савана не пойдёт. Будем похожи на смерть. Я выбираю розовый. А что? Он хотя бы придаст лёгкую розовинку лицу». «Мира, прекрати нас хоронить!» — мысленно взвыла я, чувствуя, как паника протягивает ледяные пальцы. — «Мы ещё живы».

В углу медленно вращался глобус, над которым парили облака. Он показывал не только страны и континенты, но и погоду. Не сдержав восхищённого вздоха, я приблизилась к глобусу. Хотелось коснуться пальцем и проверить настоящие ли облака. Но сдержалась.

Душа тревожно встрепенулась. «Лада! За нами наблюдают» Надо же! Мира ко мне по имени обратилась. Я тут же осмотрелась. Однако дверь в кабинет была закрыта.

«Не паникуй! Никого нет».

«Точно тебе говорю! У этого кто-то очень холодный взгляд… Как у змеи!»

«Ты-то откуда знаешь?»

«В энциклопедии видела. У профессора Разини на естествознании, помнишь?»

«Мира, ты просто перепугана. Сейчас вернётся старичок домовой. И всё закончится», — отмахнулась я и продолжила восторженно рассматривать кабинет.

Не таким я представляла себе жильё прославленного ведьмолова. Взгляд жадно скользил по тонким золотистым росписям потолка. В этом доме могла бы жить порядочная семья…

Моё лицо против воли вытянулось от удивления. Над тёмным камином висела картина, от которой порядочные женщины густо покраснели бы, а благочестивые матушки рухнули бы в обморок.

На белых простынях отвернувшись лицом к стене лежала обнажённая женщина с небрежно раскинутыми ногами, а весь центр картины занимало женское естество.

Мира удивлённо присвистнула: «А господин главный ведьмолов ещё тот озорник!» — и пошленько хихикнула, как столичный развратник, предчувствующий кутёж. — «Если она висит здесь, чтобы впечатлять гостей, то я сражена наповал. Как думаешь, это Жан-Сан Готье?”

«Алоиз Курбан, — вздохнула я, рассматривая полотно. — «Сотворение мира». «…Да поклонимся же женщине, ибо весь мир вышел из чрева её…». Одна из его скандальных картин…»

— Некоторые исследователи искусства называют «Сотворение» самой скандальной картиной эпохи, — раздался за спиной тихий, деликатный голос.

От неожиданности я вздрогнула и обернулась. Во рту сделалось сухо и горько, а пальцы мелко задрожали, что я невольно вцепилась в сумочку. Мира мертвенно прошептала что-то вроде «Я предупреждала, за нами наблюдают», и сникла.

Человек внушал неподдельный ужас. Не знаю, что пугало больше: ореол кровавой славы или внешность. Выглядел господин Наагшур пугающе. Рыжий, с веснушками и глазами разного цвета. Один — человеческий, синий, а другой — зелёный, с вертикальным зрачком. Три рваных шрама на левой стороне лица казались багровыми на фоне бледной кожи. Волосы были заплетены в косу, в которой наверняка запрятано лезвие. Отличительный знак ведьмоловов. Один поворот головы, — и у противника перерезано горло.

Высокий и жилистый, ведьмолов был удивительно похож на змея, чем на человека. Он спокойно стоял, сунув руки в карманы брюк и изучающе разглядывал меня. Так коллекционер смотрит на новый экземпляр, пытаясь определить его ценность. Мне вдруг померещилось, что воздух вокруг сгустился и сдавил в объятиях подобно змеиным кольцам. Но мимолётное ощущение тотчас исчезло. Однако Мира панически забилась в груди, и мне с трудом удалось утихомирить ее.

— Двоедушник, — Риваан не спрашивал. Он утверждал. Тихо так, вкрадчиво, но от его голоса захотелось провалиться под землю и никогда в жизни не выходить на поверхность.