Искали мы недолго. В подвале ДК находилась подходящая реп база, на которую мы вышли через моего одноклассника. Честно говоря, я уже и не помню его имени, то ли Вова, то ли Влад, а ведь одно время я с ним хорошо общался. Наверное, мы были друзьями, но знаете, понятие «друг» для меня уже обесценилось, я обманул слишком много людей. Обо мне сейчас навряд ли кто-то сможет вспомнить.

Запись на репетиции проходила по телефону. Обычно на переменах мы звонили хозяину базы, называли наше название и время. Помню, что, когда мы записывались в первый раз, не ожидали вопроса про название (никто из нас даже не задумывался об этом!) и Костя что-то буркнул в трубку, какой-то набор букв, естественно английских, ведь это так круто иметь английское название! Так оно и появилось. Конечно же потом мы расшифровали их, но получалась все равно какая-то бессмыслица, и много позже группа обрела другое имя. Правда в ней я участником уже не был.

Детали нашей первой репетиции я помню не очень хорошо,

но в общих чертах…

Мы встретились во второй половине дня у входа в ДК. Единогласно было решено сначала покурить, а потом уже выдвигаться в подвалы (как и всегда было заведено в нашей компании. Покурить, а потом делать). Костя тут же сообщил, что его знакомая согласилась спеть, однако он отложил прослушивание на пару месяцев, оправдав это тем, что нам нужно сначала сыграться. Саня одобрительно кивнул головой, я же безразлично пожал плечами. Как-то эта информация меня слабо интересовала. Входы на реп базу находились справа и слева от основного входа под лестницами. Слева находилась маленькая комната, справа большая. В тот раз мы заказали большую и сразу же направились вниз. За железной дверью обнаружилась курилка, и помню, как мы сразу же переглянулись. Это же не нужно постоянно бегать на улицу! Тут же была очередная лестница, которая вела еще ниже. Сама комната с усилителями располагалась за большой металлической дверью (я до сих пор уверен, что в тех помещениях раньше находилось бомбоубежище). Точнее, там было несколько комнат, и нужная нам была самой дальней (также, кстати, было и с маленькой репетиционной комнатой, но ее мы старались не брать). Как только мы прошли, Костя и Саня сразу же разбежались к своим усилкам и начали с деловым видом копошиться. Будто они что-то понимали в них… Я же прошел к установке и начал развешивать железо. К слову, железа тогда на базе еще не было, и мы вымаливали его у Андрюхи под ответственность Сани. Тарелки появились на базе позже, их давали в аренду на время репетиции. С доплатой естественно. Настраивались мы тогда долго, да и репетиция в целом шла тяжело. Все время репетиции, да и последующие месяцы, мы потратили лишь на вступление Нирваны – Smells like teen spirit, постоянно кричали друг на друга во время процесса, но все быстро приходило в норму.

Ситуация повторялась каждый раз на протяжении трех-четырех месяцев. Примерно столько нам понадобилось времени, чтобы наконец-то приемлемо сыграть одну песню Нирваны. Кстати, где-то в этом временном промежутке я впервые попробовал алкоголь. Думаю, мы все попробовали его тогда впервые, хотя не уверен насчет Кости. На одну из реп Костя с Саней принесли пару бутылок пива, и, моментально наш девиз «Покури – сделай» изменился на «Осуши – сделай». Ничего хорошего из этого не вышло. И это очень мягко говоря. Репетиция была ужасной, самой ужасной за все время группы. Алкоголь быстро одурманил подростковые организмы, и все два часа репетиции улетели в трубу. Саня не мог сыграть и пары аккордов, Костя постоянно цеплял другие струны на басу, да и не попадал на нужные лады, а я даже и не пытался держать ритм. Просто колотил по барабанам и железу, да выкривал что-то парням. Чтобы такого больше не повторялось, мы установили правило: не пить до и во время репетиции. И все пошло как по маслу.

Про школу уже ничего толком и не смогу сказать. Мы быстро стали местными знаменитостями в гимназии, эдакими «рок-звездами актового зала». Естественно, я стал пропадать в различных компаниях, появившихся на фоне «славы», чаще прогуливать уроки. На удивление, меня не исключили из школы, так я еще и умудрялся получать хорошие оценки. Сане так и не удалось влиться ни в какую компанию и уже позже, в десятом и одиннадцатом классе, он стал волком одиночкой. Костя периодически приходил к нам, и иногда мы вдвоем пили пиво, хотя он чаще отказывался.

Спустя шесть месяцев мы пришли к выводу, что время для прослушивания наступило. В нашем «арсенале» уже хватало песен, чтобы нам удалось сыграть все их с вокальной партией за одну репетицию, или хотя бы бОльшую их часть. Единогласно (хотя, наверное, неправильно называть единогласным единоличное решение Сани, которое было навязано мне и Косте), мы решили на ближайшую репетицию позвать Юлю – ту самую знакомую Кости. Сказано – сделано.

Думаю, если бы я тогда не встретил Юлю, то сейчас все могло бы быть иначе.

Та репетиция начиналась как всегда. Мы разошлись по своим местам, Саня настраивал гитару, Костя ковырялся с басом, а я, как обычно, изображал бурную деятельность с установкой. Юля опаздывала. Кажется, мы даже успели разогреться и пойти на перекур. Обычно план репетиции выглядел так: 30 минут разогрев, перекур, 30 минут мы прогоняли наши каверы, перекур, 30 минут свой материал (Саня все время что-то придумывал, писал какие-то несложные рифы, постоянно что-то наигрывал нам на репетициях, а мы уже связывали все эти куски воедино), перекур и финальная часть 30 минут, где мы снова прогоняли каверы, но уже в обратном порядке. Получается, тогда мы отыграли четверть репетиции без вокала. Честно говоря, мельчайшие детали появления Юли я не вспомню, но припоминаю, что пока мы стояли в курилке, Косте пришло два сообщения, и он недовольно цокнул. Видимо, Юля попросила встретить ее, а он желанием идти не горел. Я предложил Косте сходить за ней вместо него, и он, облегченно кивнув, уткнулся в телефон. Видимо сообщал ей, что к ней поднимется другой человек. Произошедшее было не похоже на меня, так как на тот момент особого опыта общения с девушками у меня не было, правда, совсем уж стеснительным я себя тоже назвать не мог, в общем, трудно объяснить, чем я тогда думал. Уверенной походкой я вышел в вестибюль, заранее не зная, как выглядит Юля. Вот уж не вспомню почему Костя не удосужился сообщить мне столь важную информацию, однако это не стало для меня большой проблемой; как только я увидел темноволосую девушку в пальто у дальнего зеркала, сразу понял – это она. Уверенности в моей походке поубавилось.

Украдкой подойдя к Юле, я хотел окликнуть ее, но неожиданно она резко обернулась, видимо заметила меня в зеркале (от неожиданности я, кажется, даже подпрыгнул), и мы встретились взглядами. Что-то моментально проскочило между нами. Искра, но искра скорее заинтересованности, нежели симпатии. Тут же случился какой-то по-идиотски нелепый диалог, настолько нелепый, что думаю сейчас мне было бы за него стыдно. Недолго постояв в вестибюле, мы с Юлей спустились в комнату к парням и незамедлительно приступили к работе. Хорошо помню, как с момента появления Юли, поведение Сани изменилось. Он стал какой-то беспокойный что ли. Постоянно крутился, дергался, движения стали резкими, видимо им завладело стеснение, так как, насколько я знаю, с девушками он особо контактов не имел. Юля тоже стеснялась, конечно же, она держалась молодцом, но в голосе улавливались нотки волнения и смущения перед нами. В такой обстановке мы и доиграли остававшиеся полтора часа репетиции. Костя не обманывал, голос у Юли был действительно приличный. Позже она мне рассказывала, что несколько месяцев ходила на уроки вокала к частному преподавателю, однако забросила это занятие, так как ей «было лень заниматься». Кстати, примерно по этой же причине к лету девятого класса я бросил занятия у Андрюхи.

После репетиции, когда мы все попрощались с Юлей, Саня «вынес на голосование» вопрос о принятии ее в группу. В таких голосованиях всегда побеждал вариант Сани, да и других то обычно и не бывало. Этот случай исключением не стал. Несмотря на нездоровый прием с его стороны, вокал Юли ему понравился ничуть не меньше, чем мне, что я заметил еще на репетиции. Короче говоря, результаты голосования были известны досрочно. Так у нас и появился вокалист или «новый вокалист», так Юлю называл Костя. Будто бы у нас был «старый» …